— Браво! Вы просто читаете мысли…
— Большой заслуги тут нет: это единственное, что могло бы иметь для вас значение, раз вы никак не связаны с кражей… и убийством. Что ж, я вас удивлю. Во время подготовки к выставке ювелир Шоме получил письмо от некоей мадемуазель Каролин Отье. Она сообщала, что ее семье принадлежало алмазное украшение Марии-Антуанетты, которое было затем украдено, и осталась только копия, сделанная ее дедом. Мадемуазель Отье попросила выставить эту копию вместе с другими драгоценностями в надежде, что вор или, по крайней мере, нынешний владелец как-то обнаружит себя, увидев на выставке «слезу». Украшение было приложено к письму: по словам отправительницы, она должна срочно уехать во Флоренцию, где заболела ее близкая родственница. Следовательно, ответа дождаться не может и во всем доверяется месье Шоме. Если он откажется выставить копию, она не будет к нему в претензии и просто заберет свою вещь, когда вернется в Версаль.
— Поскольку уже было принято решение показать копию знаменитого ожерелья, — задумчиво сказал Морозини, — не было, конечно, никакого резона отказываться и от этого предложения.
— Да, но надежда, что вор или нынешний владелец объявится, кажется мне несколько легкомысленной.
— Не такой уж и легкомысленной. Тщеславие коллекционеров не знает границ. Им невыносима мысль, что какой-то самозванец смеет объявлять себя владельцем сокровища, которое находится в их руках. Мне об этом кое-что известно, — вздохнул он, подумав о «Розе Йорков», старинном алмазе, из-за которого пролилось столько крови. — Коллекционер не может удержаться от искушения, хотя и действует более или менее скрытно. Но он всегда проявляет себя. Полагаю, Шоме дал вам адрес мадемуазель Отье? Подлинная или фальшивая эта «слеза», но она украдена — и девушку следует предупредить…
— Все, что мы можем сделать, это опустить на всякий случай повестку с вызовом в полицию в почтовый ящик. Мадемуазель Отье живет в старом доме, который стоит на отшибе и пребывает, похоже, в весьма плачевном состоянии. И, как она объяснила, сейчас там никого нет.
— А слуги? Соседи?
— Абсолютно никого! — проворчал Лемерсье, которого начинали раздражать вопросы Альдо. — Видимо, в золоте она не купается, поэтому можно понять, почему ей так хочется отыскать подлинные камни…
— Вас не затруднит… дать мне этот адрес?
— Разумеется, затруднит! — внезапно побагровев, взревел комиссар. — Чтобы вы полезли в дело, которое вас не касается? Об этом и речи быть не может! Вот что, на стоянке два такси. Берите машину и возвращайтесь к себе! Сегодня я провел с вами уже достаточно времени!
— А… как насчет ближайших дней?
— Ведите себя тихо и ни в коем случае не уезжайте из Парижа. Не забывайте, что вы свидетель… пока. Поэтому будьте у меня под рукой! Вообще-то, я даже подумал, не лучше ли вам поселиться в Версале на время расследования.
— Но это совершенно не входит в мои планы! Я ведь коммерсант и приехал всего на несколько дней…
— Сожалею, но вы мне нужны здесь. Ведь вы, кажется, весьма ценный специалист по украшениям…
— Я предпочитаю слово «эксперт», — сухо поправил Морозини. — Это мой официальный титул…
Небрежным взмахом руки Лемерсье отверг это возражение.
— Не вижу большой разницы! Как бы там ни было, вы вроде бы превосходите всех в этой области: по крайней мере, так утверждает мой коллега Ланглуа. Кажется, ему случалось использовать ваши таланты. Ну, это его дело! Сам я вас не знаю, но если вы представляете такой интерес, мне не с руки гоняться за вами до самой Венеции. И даже до Парижа, если вы мне понадобитесь срочно. Кроме того, почти все члены вашего комитета живут в Версале. У них достаточно места, и кто-нибудь из них с радостью разместит вас у себя!
— Я терпеть не могу беспокоить других людей! — заявил Морозини. — Раз вы принуждаете меня остаться, я предпочитаю гостиницу…
— У нас имеется превосходный отель — «Трианон-Палас». Впрочем, вам это, может быть, не по средствам? — съязвил Лемерсье, совершенно не подозревая, что собеседник умирает от желания набить ему физиономию. — А теперь выходите!
И не дав Альдо времени даже вздохнуть, комиссар высадил его рядом с первым такси и крикнул шоферу:
— В Париж!
Они расстались, пробурчав друг другу что-то невнятное вместо слов прощания. Альдо ощущал некоторое удовлетворение: ему надо было подумать, что было трудно сделать в присутствии этого злобного полицейского, с которым он никак не мог найти общий язык. Ясно было одно: Лемерсье его невзлюбил и, бог весть почему, желал бы приобщить его к этому странному Делу с местью за давно казненную королеву. Несомненно, мысль эта была порождена выставкой в Трианоне. Этот «дикобраз», наверное, не отступился бы от своих первоначальных намерений, если бы не вмешательство Ланглуа и, возможно, тот факт, что своим вызовом в полицейское управление он сам обеспечил Морозини безупречное алиби во время второго убийства.