7 
Тардье поцеловал ей руку, и его примеру с энтузиазмом последовали другие. Это привело к некоторой сутолоке у входа, и организаторам пришлось приложить усилия, чтобы толпа плавно, по пять человек за один заход, проследовала мимо витрин. Альдо покинул свой наблюдательный пост и пристроился в хвост, высматривая Шоме, но так его и не увидел.
— Он только что уехал, — сообщила мадам де Ла Бегасьер. — Его попросили к телефону, и он выглядел чрезвычайно взволнованным.
— Он ничего не сказал?
— Да нет же. Впрочем, я ни о чем его не спрашивала. Умоляю вас, князь, позвольте мне насладиться этим мгновением покоя, — добавила она, обмахиваясь пригласительным билетом, как веером. — Не забывайте, что сейчас мне предстоит вывести эту веселую компанию в английский сад, где можно будет выпить шампанского. И я боюсь, что на всех не хватит, ведь такого наплыва мы не ожидали!
— Послушайте! Ведь у вас под рукой Полиньяк и, стало быть, шампанское «Поммери»[20]. Попросите
.его срочно доставить еще несколько ящиков! Что же касается печенья…
— Этим занимается Мари-Анжелин! Она уже помчалась к кондитеру за добавкой! Эта святая дева — истинное сокровище! Никогда не устану благодарить маркизу де Соммьер за то, что она нам ее «одолжила».
— И будете совершенно правы, — одобрил Морозини, которого забавляла мысль о том, как изумилась бы любезная дама, узнав о других, совсем не мирных талантах упомянутой святой девы.
В ожидании он решил выкурить сигарету в английском саду, где и в самом деле был натянут огромный тент в сине-белую полоску, под которым располагался буфет, защищенный от любых ударов стихии.
На время выкинув из головы дело о фальшивой «слезе», которое выглядело просто оскорбительным по отношению к тем, кто, подобно ему, героически расстался с подлинными сокровищами, предназначенными лишь для созерцания их владельцев, он мысленно перенесся в свой венецианский дворец, где месяц назад Лиза с поразительной легкостью родила маленького Марко. Всего полчаса страданий, и мальчуган явился на свет — пухленький и громкоголосый. Он сучил ножками, и его рыжие кудряшки позволяли надеяться на возможное сходство с матерью, в отличие от старших, Антонио и Амелии, смуглых черноволосых близнецов — несомненных Морозини. Малыш был настолько мил, что все пришли в полный восторг. И Альдо был первым — едва крошечная ручонка обхватила и зажала его палец. И совсем уж чудо — внезапное преображение близнецов. Стоило им научиться ходить, как отцовский дворец наполнился их криками, играми, беготней, выдумками (не всегда похвальными) и — по мере освоения речи — ораторскими баталиями. В четыре года это была самая сплоченная и самая инициативная парочка в стране, если не во всей Европе. Но когда дверь в материнскую спальню закрылась перед тайной рождения новой жизни, наступила полная тишина: близнецы больше не шумели! Ходили только на цыпочках, а когда им впервые показали Младенца, уставились на него с необычной серьезностью. И Антонио объявил:
— Заботиться о нем буду я! Как старший брат.
Амелия с негодованием возразила:
— Ты ничуть не старше меня!
— Нет, старше, потому что я мальчик!
Династический конфликт пришлось улаживать отцу. Альдо терпеливо объяснил им, что они во всем равны с точки зрения старшинства, но роли у них разные: защита — со стороны Антонио, нежная забота — со стороны Амелии.
— Так вот, — заключил он после пятнадцатиминутной речи, — вы должны быть для этого малыша тем же, что и мы с мамой. Конечно, в уменьшенном варианте. Главное, чтобы вы это понимали. В той мере, в какой вам это доступно, — добавил он, увидев, что дети притихли.
Сначала молчание близнецов его встревожило, но потом он совершенно успокоился. Зато много беспокойств ему стала доставлять жена. До сих пор Лиза была образцовой матерью, проявляя к детям столько внимания и ласки, сколько требуется, но никогда не впадала в крайности. А с появлением этого младенца ее будто подменили. Лиза была чрезмерно нежна с малышом, заявила, что хочет кормить сама — с близнецами это было невозможно! — чем повергла Альдо в состояние глухого недовольства. Он по-прежнему был без ума от жены и испытывал эгоистический страх, что ее восхитительная грудь пострадает от неустанных атак маленького обжоры. Но не посмел ничего возразить, потому что фиолетовые глаза Лизы начинали лучиться, едва один из ее розовых сосков исчезал в жадном ротике младенца. Удрученный супруг в такие минуты удалялся в свой рабочий кабинет с чувством, будто его обкрадывают прямо на глазах.
7 
