И, словно промерзший ручей под лучами мартовского солнца, ледяной гнев Экевесте таял под напором страстной лести Брунетти. С некоторым усилием поднявшись с кресла, молодой тенор вежливо кивнул.
— С кем имею честь? — спросил он с легким акцентом.
— Комиссар Брунетти. Я из полиции, синьор — я тут по поводу этого огорчительнейшего происшествия.
— Ах, да-да, — отозвался его собеседник так, словно что-то когда-то слышал о полиции, но так давно, что успел позабыть, чем она, собственно, занимается. — Так вы, значит, приехали сюда из-за всей этой… — он замолчал, вяло поведя рукой, словно рассчитывая, что кто-то просуфлирует ему нужное слово, — …этой неприятной истории с маэстро.
— Да, именно так. В высшей степени неприятной и огорчительной, — лопотал Брунетти, все время пристально глядя в глаза тенору. — Не затруднит ли вас ответить на несколько вопросов?
— Разумеется, нет, — ответствовал Экевесте, грациозно опускаясь в свое кресло, успев при этом поддернуть брюки на коленях, дабы не повредить их остро наглаженные стрелки. — Я буду рад вам помочь. Его смерть — колоссальная утрата для всего музыкального мира.
Перед лицом этой сокрушительной пошлости комиссара хватило лишь на немой почтительный кивок, после которого он отважился спросить:
— В котором часу вы сегодня прибыли в театр?
Экевесте призадумался:
— Пожалуй, около половины восьмого. Я опоздал. Задержался. Вы меня понимаете? — произнес он с таким выражением, что возникла совершенно отчетливая, картинка; как волей-неволей приходится выскальзывать из смятых простыней и дивных женских объятий.
— А почему вы опоздали? — спросил Брунетти, прекрасно понимая, что именно этого-то от него и не ждут, но ведь интересно же— как изменится картинка после вопроса.
— Я ходил стричься, — ответил тенор.
— А не назовете фамилию вашего парикмахера? — вежливо полюбопытствовал Брунетти.
Тенор назвал парикмахерскую всего в нескольких кварталах от театра. Брунетти покосился на Фоллина, тот записал. Пусть завтра проверит.
— А когда вы приехали в театр, вы видели маэстро?
— Нет, нет. Не видел.
— То есть вы не видели его в семь тридцать вечера, когда прибыли в театр?
— Нет. Насколько я помню.
— А вы вообще кого-нибудь видели или говорили с кем-нибудь, когда прибыли?
— Нет. Никого не было.
И не успел Брунетти заметить, что это несколько странно, как Экевесте пояснил:
— Видите ли, я прошел сюда не через служебный вход, а через оркестр.
— Я и не представлял себе, что это можно, — признался Брунетти и стал прикидывать, как оттуда пройти за кулисы.
— Понимаете, — Экевесте опустил взгляд на свои сцепленные пальцы, — вообще-то нельзя, но у меня есть приятель-капельдинер, и меня он пускает, так что я могу и не ходить через служебный подъезд.
— Вы не объясните мне, зачем вы это сделали, синьор Экевесте?
Тенор, высвободив руку, повел его лениво и плавно, словно надеясь, что она сумеет рассеять вопрос или сама на него ответит. Но поскольку ни того, ни другого не случилось, он положил ее поверх другой руки и просто ответил:
— Я боялся.
— Боялись?
— Боялся маэстро. Я уже опоздал на две репетиции, и он страшно рассердился, он кричал. Он бывал такой неприятный, когда сердился. И мне не хотелось, чтобы все это снова началось.
Брунетти подозревал, что исключительно уважение к усопшему не позволило тенору прибегнуть к выражению более сильному, нежели «неприятный».
— Так вы прошли этим путем, чтобы с ним не видеться?
— Да.
— А вообще вы сегодня общались с ним или хоть видели? Кроме как со сцены?
— Нет.
Брунетти поднялся и снова очень театрально улыбнулся:
— Огромное спасибо, что уделили нам время, синьор Экевесте!
— Мне очень приятно, — отозвался тот, тоже вставая. Он посмотрел на Фоллина, потом снова на Брунетти, и спросил: — Я могу идти?
— Конечно. Если бы вы еще сообщили нам, где вы остановились.
— В «Гритти», — ответил он с таким же недоуменным видом, как прежде Дарди. Этого было вполне достаточно, чтобы уже всерьез озадачиться — может, и правда в Венеции нет других отелей?
Глава 3
Выйдя из гримерной, Брунетти обнаружил, что его уже дожидается Мьотти. Молодой полицейский объяснил, что Франко Санторе, режиссер, ждать отказался, заявив, что все, кто хочет с ним поговорить, найдут его в отеле «Фениче», что рядом с театром. Брунетти кивнул, с некоторым даже удовлетворением оттого, что, оказывается, в городе все-таки есть и другие отели.