164 
– Если Бож даст, сделаю. Но теперь я буду творить чудеса не отдельно от тех, кто пользуется моими снадобьями, не по собственной воле, не допускающей возражений, а совместно со страждущими. По взаимному согласию.
Наверное, так правильнее. Но, Боженка меня подери, странно и грустно сознавать, что тебя спихнули со ступеньки, от которой до неба оставался всего один шаг!
– Не жалейте, – полупопросила-полупредложила Элса. – Демоны дают многое, но отнимают еще больше.
– Отнимают?
– И еще как. Чем дольше демон остается в человеческом теле, тем глубже его когти проникают в душу. А когда смогут сомкнуться друг с другом, душа умирает.
– А тело?
– О, оно продолжает жить! Иногда очень долго. Но в таком теле демон – полновластный хозяин, и его более не сдерживают никакие обязательства. Представляете, что он способен сотворить с плотью, если будет действовать по собственному разумению и в собственных целях?
Я попробовал представить. Получилось плохо. Наверное, потому, что от обилия возможностей закружилась голова.
– Похоже, вы поняли, – заключила лекарка.
Да. Демоны страшны, опасны, жестоки, но… соблазнительны.
Трудность лишь в том, что в распоряжение человеку дано одно-единственное желание. Легко пожелать стать сильнее всех, быстрее или умнее, а если хочется всего и сразу? Как тогда быть? Надо желать каким-то особым образом, чтобы совместить все заманчивые возможности в одной просьбе. Интересно, возможно ли такое? И, если возможно, кто-нибудь и когда-нибудь, задававшийся тем же вопросом, что и я сейчас, уже попробовал исполнить не одно желание, а множество?
– Ну как, приняли решение?
Я растерянно нахмурился:
– Решение?
– По поводу письма, которое лежит в вашем кошеле.
Ах да, негодование некой Роханны Мон… На него нужно ответить. Чем я, пожалуй, и займусь, пока впереди целый божий день.
– Она может потребовать вернуть уплаченные деньги.
– Пусть. – Элса извлекала из складок платья и протянула мне кошелек. – Возьмите. Здесь сверх того, что заплачено. Разумеется, покупательница не будет удовлетворена, но у нее, по крайней мере, не останется повода заявить, что потратилась зря.
Пожалуй, старуха будет просто в ярости, когда узнает, что источник молодости иссяк. Я бы тоже разозлился. Но против слова Смотрителя она не пойдет. Проглотит любое мое решение. Только бы еще удалось слова подобрать пожестче, чтобы ни у кого даже мысли не возникло перечить.
Лекарка, внимательно наблюдавшая за мной все последние минуты разговора, поднялась с лавки и ловко повязала шарф на голову, словно показывая, что беседа окончена. Однако когда я повернулся, чтобы уйти, то услышал тихое, но явственное:
– А когда наконец что-то понимаешь, главное – не останавливаться.
* * *
Нельзя сказать, будто я торопился обратно в Литто. Но и не медлил. Мне во что бы то ни стало требовалось поговорить с человеком, от которого зависела моя дальнейшая жизнь хотя бы в течение нескольких лет. И начать я собирался с извинений. Смиренных и нижайших.
Наверное, нет никакого смысла чувствовать вину уже после совершенного проступка, тем более узнавая подробности, необходимые для выбора того или иного действия, уже задним числом. Но мне было стыдно за свою настойчивость, мало того что вынудившую многих людей изменить планы, и уж куда более важные, чем исполнение моей просьбы, так еще, что гораздо хуже, подставившую мою безопасность под удар. Причем с любого направления. Нет, демоны за каждым деревом мне не мерещились, слава Божу! Допускаю, они могли бы там быть, но на глаза показываться не спешили. И все-таки что-то вроде страха заставляло всматриваться в каждую подозрительную тень. А заодно требовало принести извинения.
Меня же предупреждали! Да, лишь намеками и недомолвками, но упирали на то, что нужно подождать. Совсем немножко. А я нет чтобы послушаться, все больше и больше сопротивлялся… Вот ведь дурак! И чего добился, спрашивается? Остался один перед миром. Как и хотел. Но надо же – вдруг выяснилось, что мир куда больше и заковыристее, чем мне казалось!
С Ньяной все будет хорошо. Лекарка тоже прошла через чистку и жива-здорова. Значит, это не смертельно. Или не всегда смертельно, хотя меня здорово напугали туманными разговорами. Вот только теперь у Смотрителя Блаженного Дола нет никакой защиты, кроме редко бодрствующего жука и надежды, что сей знак сможет отпугнуть злоумышленников и приструнить ослушников. Остались лишь воспоминания да ворох снаряжения, из которого я прихватил с собой арбалет и колчан с короткими стрелами. Правда, на сопроводительской службе стрелять мне почти не приходилось, остается уповать лишь на юношеские умения, если столкнусь с противником.
164 
