– Дерк… Где ты был?
Не самый подходящий ко времени и месту вопрос, но другого так быстро не нашлось. А тот, что прозвучал из уст Ньяны, даже лучше, ведь парень ее знает.
– Я хотел защищать!
Славно сказано. С тем самым напором и горячностью, которую очень любят в будущих солдатах командиры.
– Кого, Дерк?
Второй вопрос ушел в ту же пустоту, что и первый: блеклые серые глаза даже не мигнули.
– Я хотел защищать.
– Соечка о тебе тревожится. Почему ты не вернулся домой?
– Я хотел защищать. И я… защитил?
Теперь спрашивал он, но не у Ньяны, не у меня и ни у кого из живых людей, присутствующих на поляне. Дерк спрашивал у мертвых.
– Вот что, парень… – Старший патрульный, видимо, решил, что мы и так потеряли слишком много времени, чтобы продолжать тратить его на полоумного пастуха. – Хватит валять дурака. Ты убил их?
– Я должен был защитить. – Взгляд рыжего медленно переместился по кругу, от одного тела к другому. – Они угрожали.
Любопытно, кто, кому и в какой последовательности, но вряд ли пастух об этом расскажет. Впрочем, я и сам могу предположить. Только надо встать и выпрямиться, чтобы выглядеть внушительнее.
– Все началось с того мужчины, а, Дерк? Он первый начал спорить. Даже кулаки сжал, наверное, уж настолько был недоволен.
– Я должен был защитить.
– Ты и защитил. Солдата. А чем помешала женщина? Наверное, громко закричала. А тебе не понравился ее крик, верно?
– Я защищал.
– Конечно. Девочка тоже путалась под ногами. А солдат? Почему умер он? Ведь ты же должен был защищать как раз его. А, Дерк?
– Я защищал. Ты нападаешь. Так же как он. Я защищаю. Дерка.
Обычно всегда заметно, когда противник собирается атаковать. По движениям, становящимся скупыми. По напряжению мышц, различимому даже под одеждой. По взгляду. Я думал, что хоть чему-то научился за время службы, однако простой деревенский дурачок положил все мои знания и умения на обе лопатки.
Его атака словно исходила откуда-то изнутри: я не углядел ни единого признака, а рыжий пастух уже оказался рядом со мной, и кулак, невесть в какие доли мгновения занесенный для удара, уже двигался наперерез моему виску. Однако встречи двух совокупностей костей не произошло.
Я почувствовал рывок за миг до того, как в мой бок впились острые камешки. Но по крайней мере, голова осталась цела, в глазах не помутилось, и можно было отчетливо видеть две фигуры, застывшие друг против друга. Видеть на протяжении всего одного вдоха, потому что потом накидка Ньяны взлетела в воздух, чуть закрывая обзор, а когда полотнище ткани коснулось земли, бойцы уже не стояли.
Правда, что именно они делали, я не мог даже вообразить: над поляной повисла серая полупрозрачная дымка, рваными щупальцами вытягивающаяся то в одну, то в другую сторону. А еще расцвели цветы. Первые цветы моей новой весны. Алые бутоны, разрывающиеся сотнями крошечных капель. Они возникали то тут, то там, висели в воздухе, потом опадали куда придется, в том числе и на меня. Я не понимал, что происходит, но страха не чувствовал. Не успевал испугаться. И наверное, надо было отползти подальше, к краю поляны, укрыться за стволами деревьев или за камнями, но любопытство удерживало на месте, заставляя вглядываться в серую дымку до рези в глазах.
Пока все вдруг снова не замерло.
Они стояли почти там же, откуда исчезли, только в левой руке Ньяны была зажата рукоятка взведенного арбалета, пальцы правой руки защитницы дрожали в непосредственной близости от одного из колчанов, закрепленных за плечом, а плоть Дерка, и одетая и обнаженная, оказалась усыпана алыми лепестками ран, из которых торчали черные охвостья стрел.
Они стояли недолго. Оба. Пастух рухнул на землю вниз лицом, причем мне показалось, что смерть пришла к Дерку еще до падения, а потом Ньяна всхлипнула и тоже осела. На колени. Выпустила из руки арбалет, уставилась на бездыханное тело своего знакомца. А еще через минуту напряженной тишины послышалось:
– Он такой же, как я…
* * *
Я положил на стол перед комендантом сначала один футляр, потом второй. Слов, конечно, не требовалось, и так все было ясно, но мне хотелось что-то сказать. Что-то многозначительное, мудрое и суровое. Однако поскольку ничего подходящего на ум не приходило, оставалось лишь молчать и надеяться, что тишина будет истолкована благоприятным для меня образом. Ну хотя бы чуть-чуть.
– Предъявляете обвинение?
Эрте Элбен был умным человеком, но не только. Еще он был очень взрослым человеком и умел ценить время, особенно свое и особенно если его оставалось немного.