40 
— Да пошел ты сам знаешь куда! — возмутился Желаги. — Не может быть такого!
Джерри пожал плечами:
— Возможно, имеется в виду «Старбекс». Я ведь давно не упражнялся в знаках.
Делорм покачала головой:
— Хорошо, Джерри. Спасибо, что приехал.
— О, — воскликнул Желаги. — Понял! Это ты остришь! Ведь на самом деле ты не знаешь, что все это означает, да?
— Не имею ни малейшего понятия, — признался Джерри. — Как это ни поразительно вам покажется, если изображены стрелы и луки…
— Послушай, я ведь не потому, что ты индеец, подумал, — сказал, покраснев, Желаги. — Я позвал тебя, потому что ты в курсе всей этой индейской хреновины. Я помню, как ты вечно таскался с какими-то толстыми книгами про индейскую старину и всякое такое.
— Но знаки эти тем не менее мне совершенно непонятны. Я никогда таких не видел. Луки, стрелы, томагавки — да, но что дает нам основание считать, что это именно индейское? Я не утверждаю, что это никоим образом не может быть связанным с индейскими верованиями. Я просто говорю, что мне это неизвестно. У оджибва ничего подобного нет, это я знаю твердо, как, похоже, нет этого и у восточных и центральных племен. Но за западных индейцев или индейцев США — не поручусь. Просто не знаю.
— А кто бы мог это знать? — тихо осведомилась Делорм. — Если б тебе пришлось расследовать это дело, к кому бы ты обратился за консультацией?
— Может быть, стоило бы задействовать наших спецов-бихевиористов в Орилье. Они и с сатанизмом знакомы, и со всей этой мистической чушью, которую так любят серийные убийцы. Спросите Фрэнка Иззарда. Он толковый парень. — Джерри поймал в кулак мушку, затем смахнул ее, повернулся и стал спускаться вниз.
— Вот чего этому парню не занимать, — сказал Желаги после ухода Джерри, — так это оригинальности. И юмор у него — не как у всех.
13
Вечером Кардинал вернулся в пустой дом. На телефоне мигал огонек сообщения, и когда он нажал кнопку, это оказалась его дочь Келли. Дочери двадцать шесть, она художница и живет в Нью-Йорке. Сообщение гласило, что звонила она просто так — поболтать, имелось в виду поболтать с Кэтрин, не с Кардиналом, но всего вероятнее, ей нужны деньги.
Кардинал достал из холодильника и разогрел пастуший пирог, открыл «Кримор», уселся на кухне с «Алгонкинским магнитом», но потом понял, что не может сосредоточиться на написанном — прочтет в статье несколько строк и тут же перескакивает на что-нибудь другое — другую статью или фотографию.
Смешно, ей-богу, думал он, в пятьдесят лет, уж кажется, можно считать себя взрослым, самостоятельной личностью. И признаться, ему часто хотелось, чтобы Кэтрин куда-нибудь уехала. Он с удовольствием воображал, как станет просыпаться в одиночестве, завтракать один и возвращаться после работы в пустой дом. Одиночество ему казалось привлекательным. Наверное, на него повлияло кино, где часто героем выступает одиночка, чья повседневная жизнь подается как что-то интересное, значительное. В действительности же в отсутствие Кэтрин Кардинал испытывал беспокойство и счастливым себя не чувствовал, можно даже сказать, что он не знал, куда деваться, метался в тревоге. В порядке ли она? Принимает ли лекарство? И почему только он не может пустить все на самотек?
Маленький прибрежный коттедж с дровяной плитой и неправильной формы комнатами был уютным и удобным, и его местоположение, на отшибе, на Мадонна-роуд, тоже играло здесь немалую роль — редко когда что-то нарушало благословенную тишину его дома. Но в этот вечер тишина раздражала Кардинала. Ему не хватало Кэтрин — ее возни с комнатными растениями, ее стереокассет с музыкой Баха, ее болтовни насчет фотографии, рассказов о студентах да и о чем бы то ни было. Ну а Келли, что ж, Келли и не позвонила бы, знай она, что мать в отъезде.
Покончив с ужином, Кардинал набрал номер отеля «Дельта Челси» в Торонто. Его соединили с номером Кэтрин, но ответа не было. Кардинал пытался уговорить Кэтрин приобрести сотовый, но она была против. «Сотовый? — говорила она. — Нет уж, спасибо. Когда я одна, я хочу быть одной. Не желаю, чтобы мне надоедали звонками». Он оставил ей сообщение, что скучает, и повесил трубку.
Возможно, сейчас она фотографирует со студентами, она же упомянула вскользь, что собирается снимать озеро при вечернем освещении. Кардинал надеялся, что она не загуляла сейчас где-нибудь со студентами. Алкоголь плохо сочетается с ее лекарством. Он возбуждает ее, она теряет контроль над собой и перестает принимать свой литий. А в результате хрупкие нити, привязывающие ее к реальности, ослабляются, и наступает катастрофа. Она валится с небес на землю и оказывается на койке в психиатрической лечебнице. Уже сколько раз так было — не сосчитать, но не может же он вечно держать ее на привязи и нянькой ей быть тоже не может. К счастью, когда Кэтрин в хорошей форме, она достаточно благоразумна и знает, чего ей следует избегать.
40 
