Потом он валится через стол, слышит, но не понимает крик директора:
«Опять эта свинья длинная перепилась! Завтра выгоню!»
10
Завизжала фрау Бертина раздавленной кошкой.
И дамы завизжали. Господа заорали, с мест вскочили, за револьверы хватаются.
К слову сказать, пистолеты автоматические тогда только в моду входили, потому – револьверы. Это, во-первых. А во-вторых, в такое место без оружия ходить неприлично.
Разом все револьверы выхватили. Шутка ли? Сидят люди, в картишки режутся, никого не трогают, а вышибала Гейнц за твоей спиной топориком помахивает. Есть от чего завизжать! Спасибо фрау Бертине, внимание обратила, а так бы…
11
Снова утро. Противное парижское утро. Серые дома. Серое небо. Серый дождь. И ветер тоже серый. Гонит ветер острые капельки волнами и сечет ими лицо, как стальными опилками.
Настя идет получать деньги.
Одна.
Если бы у нее были способности Мессера, то никаких проблем. Но она – всего лишь ученица чародея. Неопытная ученица. Начинающая.
Ей в Париже легче, чем было Мессеру в Москве. И в то же время труднее. У Мессера была в руках ученическая тетрадка вместо паспорта, чека и всех других документов. Ему одной тетрадки хватило. А у Насти – настоящий чек. Он оформлен правильно, заверен соответствующими печатями и подписями. Она написала картину, сеньор Червеза через аукцион картину купил… И все же… «Барклай» может потребовать личного подтверждения сеньора Червезы: это вы картину купили?
Мессер в Москве ничем не рисковал – не дали бы ему денег, на том история и завершилась бы. А тут… Тут так просто не вывернешься. Захват человека, угрозы, пытки, вымогательство… За это во Франции все так же секут головы, как и во времена Робеспьера. И все так же отрубленные головы продолжают смотреть и слушать. Воображение у Насти резвое. Представила сверкающее лезвие гильотины. Интересно, будет ли она визжать, когда ее поволокут на помост. Многие визжат. Хорошо у нас в цивилизованной России: ба-бах в затылок! И вались в яму. А тут во французском варварстве… Наверное, она будет просить палача: «Месье палач, пожалуйста, не тяните за веревочку! Не тяните! Дайте пожить еще минуточку! Всего одну минуточку!»
Но пока ее голова еще не грызет корзину. И никто пока не тащит ее на помост к этой варварской машине смерти. А может, не идти в банк? Если ее хотят арестовать, то лучшего места, чем банк, не придумать. Или идти? У нее нет денег на такси. У нее нет денег на автобус. Она идет сквозь серый город и серый дождь. Она идет, а в каждом киоске – ее портреты. В каждой витрине – фотография ее картины. И мальчишки с кипами газет бегут по улицам, выкрикивая на все лады заголовки первых страниц:
– «Позор Франции!». Покупайте «Позор Франции!».
– «Как мы до такого докатились?». «Как докатились?».
– «Вопрос, на который нет ответа!».
– «За этот позор ответит вся нация!». Покупайте! Покупайте!
– «Тройной позор!». Спешите видеть: «Тройной позор!».
12
Стоит вышибала Гейнц, топор в руках вертит, ничего не понимает. Вот сейчас только у входа сидел. Кто ему топор в руки вложил? Почему на этом конце зала оказался? Зачем ковер рубил?
Поднимает глаза на господ гостей, в глазах – извинение за беспокойство.
А голосом извинений произнести не успел… Главный смотритель венских тюрем поднял «Вебли-Фосбери» сорок пятого калибра и, не целясь, на спуск нажал:
– Опять эта свинья нанюхалась какой-то гадости!
13
– А ведь странно, князь, она всех нас знала до того, как мы успели ей представиться. Она знала каждого по имени и отчеству, она знала, кто в каком полку служил и кто какими орденами награжден… Интересно, откуда такие знания?
– Удивительно другое: она проявила такие познания, но никто из нас этому даже не удивился. Может быть, она нас как-то заворожила?
– Во всей этой истории много неясного и подозрительного. Мы почему-то все ей повиновались. Беспрекословно повиновались. Она давала указания, с нами не советовалась. Мы с ее указаниями соглашались, мы ей почему-то подчинялись, ее приказы выполняли.
– Все это так, но давайте, господа офицеры, признаем и другое: план – безупречен. Она все предусмотрела до малейших деталей. Все, что она приказывала совершить, преисполнено смыслом и неотразимой логикой.
– И все же на конечном этапе все провалится. Рассудите сами, милостивые государи, какой банк добровольно отдаст четыре чемодана денег какой-то девчонке, одетой непонятно во что, девчонке, которая…