Вопреки всем ожиданиям, Тененти постучал в ворота еще раз. Когда смотровое оконце приоткрылось и в нем показались два темных глаза, на его лице не отразилось никаких особенных эмоций. Из маленького отверстия послышался замогильный голос:
— Наш монастырь не принимает посетителей. Уезжайте туда, откуда приехали.
Сухой щелчок — и оконце захлопнулось. Ничего не скажешь, эти ребята отлично продумали все эффекты.
Тененти снова взялся за молоток. На сей раз долго ждать не пришлось. В оконце снова появились глаза привратника.
— Я же вам сказал, что...
— Мы приехали повидаться с монсеньором Лантаной, — перебил его Тененти.
— Это невозможно. Все братья участвовали во вчерашней вечерне. Его высокопреосвященство молился вместе с нами всю ночь. Сейчас он не в состоянии принимать посетителей.
— Скажите ему, что мы приехали по поводу взрыва пятнадцатого мая тысяча девятьсот семьдесят восьмого года. Может быть, его высокопреосвященство согласится выслушать то, что мы собираемся сказать ему?
Привратник заколебался, но потом понял, что Тененти не сдвинется с места, пока не добьется своего.
— Подождите немного.
Мы услышали скрип его шагов по гравию. Через несколько минут ворота наконец открылись. Привратник в темной накидке, надетой поверх сутаны из грубой ткани, пропустил нас внутрь.
— Наш настоятель, отец Гаяццо, ждет вас в своем кабинете. Прошу следовать за мной.
Мы пересекли двор и вошли в главное здание. Внутри монастырь выглядел не более приветливо, чем снаружи. Судя по всему, монахи не имели ни малейшего понятия о современных удобствах. Несколько лампочек под потолком слабо освещали балки коридора, по которому нас вели. Несмотря на весну, здесь царил леденящий холод.
— У вас никогда не топят? — спросил я у нашего проводника.
— Мы здесь не для того, чтобы вкушать ничтожные радости существования. Холод — это ничто в сравнении со страданиями, которые претерпел Господь наш. Условия, в которых мы живем, всех нас совершенно устраивают.
Он снова замолчал и продолжал петлять по коридорам. Наконец он остановился перед открытой дверью.
— Это здесь. Соблаговолите войти, пожалуйста.
В комнате нас ожидал другой монах. Ему было лет шестьдесят, и выглядел он сурово — вроде людей, которые позволяют себе улыбнуться раз в году, когда после долгих месяцев воздержания пропускают наконец глоточек безалкогольного пива.
При нашем появлении он не встал, а просто указал нам на стулья, стоявшие напротив его письменного стола.
— Я — отец Гаяццо. Я имею честь ведать судьбами здешнего монастыря. Ради чего вы бы хотели увидеть монсеньора Лантану?
— Мы расследуем теракт, унесший жизнь матери моего спутника, — ответил Тененти, чье спокойствие нимало не поколебалось, несмотря на очевидную враждебность хозяина кабинета. — Когда взорвалась бомба, она возвращалась после встречи с его высокопреосвященством. Мы хотели бы узнать, о чем они беседовали.
— И когда произошел этот теракт?
— В тысяча девятьсот семьдесят восьмом году, за несколько месяцев до его ухода на пенсию.
— Понятно... Сомневаюсь, что уместно было бы нарушать покой его высокопреосвященства из-за таких давних историй. Он уже очень стар. Найдя убежище в этих стенах, он отринул все воспоминания о своей предыдущей деятельности. Сегодня монсеньор Лантана — безымянный монах, затерявшийся среди своих братьев. Лучше будет оставить его в покое, вы должны прекрасно понимать это.
Несмотря на полную неискушенность в церковной риторике, я вроде бы понял, что таким образом отец Гаяццо сформулировал решительный отказ. Я пожалел, что не захватил с собой журналы, в которых меня называли убийцей. Может быть, этот святой человек, исполненный высокомерия, снизошел бы до наших проблем, если бы понял, что перед ним — законченный психопат.
Я очень хотел доказать, что не зря заслужил такую репутацию, но Тененти не дал мне возможности проявить мои новые таланты. Неизменно управляя своими эмоциями, он заговорил прежде, чем я успел среагировать.
— Я вижу, что ваш монастырь — настоящая крепость, отец Гаяццо. Монсеньор Лантана — не единственный, кто нашел здесь убежище. Мне показалось, что я узнал человека, приведшего нас к вам — некогда он был очень известен. Ведь перед тем, как перевоплотиться в доминиканца, ваш привратник служил наемником, не так ли? И если мне не изменяет память, еще до того, как он отправился свирепствовать в Африку, в Италии его разыскивали за убийство, совершенное во время кражи со взломом? Когда же это было? Где-то в середине восьмидесятых, правильно?