Последние отзывы

  21  

Но тут было что-то другое.

В полумраке, чувствуя спиной тепло тела Ингвара, прислушиваясь к почти неслышному дыханию спящего ребенка — напоминаниям о каждодневном счастье и защищенности, — она силилась определить источник тревоги, которую ощущала, источник чувства, будто она знает что-то, чего никак не может вспомнить.

— Что с тобой? — прошептал Ингвар.

— Ничего, — тихо ответила она и, выйдя, осторожно закрыла за ними дверь в детскую.

Она уже много лет не решалась пробовать в самолете кофе, но в этот раз по салону распространялся поистине восхитительный аромат.

Стюард, который обслуживал ее ряд, весил, должно быть, больше ста килограммов. Он потел, как свинья. И хотя неаппетитные темные круги пота на светлой ткани рубашки должны были бы ее раздражать, мужчина стюард ее всем устраивал. Однако если быть совсем честной, она предпочитает более женственный тип, размышляла высокая, сильная женщина, смотревшая на юго-запад через свое панорамное окно на холме над Вильфранш-сюр-Мер. Как правило, стюарды ходят, как-то по-особенному раскачиваясь, как геи, к тому же пользуются парфюмом, который больше напоминает по-весеннему свежие дамские духи, чем мужской одеколон. Этот кабан со светло-рыжей гривой был, право, заметным исключением. При других обстоятельствах она бы не обратила на него внимания, но запах кофе выбил ее из колеи. Она три раза просила принести ей последнюю чашечку—и улыбалась.

И вино сейчас ей тоже нравилось.

Она наконец-то выяснила, что цены на алкоголь, которые устанавливает норвежская государственная монополия, после того как вино со всеми предосторожностями доставляют в Норвегию, несмотря на наценку, остаются практически такими же, как здесь, на любой винной ярмарке в старом городе. Непостижимо, усмехнулась она, и тем не менее это так. После обеда она откупорила бутылку, за которую заплатила двадцать пять евро, и выпила бокал. Лучшего вина, пожалуй, ей никогда пробовать не доводилось. Продавец в магазине заверил ее, что оно не утратит своих достоинств, даже если постоит пару дней в открытой бутылке. Она надеялась, что он окажется прав.

Все эти годы, думала она, гладя себя по волосам, все эти проекты, которые никогда не приносили ей ничего, кроме денег и отвращения! Все эти знания, которые всегда использовались только для того, чтобы доставлять удовольствие другим!

Утром она почувствовала в воздухе движение зимы: февраль — самый холодный месяц на Ривьере. Море, бывшее еще недавно синим и ласковым, стало теперь серым, покрытые грязной пеной волны вяло подкатывались к ее ногам, пока она, как у нее было заведено, гуляла вдоль пляжа, наслаждаясь одиночеством. С деревьев наконец-то облетела листва, только несколько хвойных возвышались над дорогами то тут то там, выделяясь зелеными мазками. Даже на тропинке к собору Святого Иоанна, где хорошо одетые дети со своими худыми как щепки Матсрями и баснословно богатыми отцами обычно шумели так, что разрушали любую идиллию, было пустынно и безлюдно. Она часто останавливалась. Пару раз даже закурила сигарету, хотя бросила курить много лет назад. Тонкий вкус табака приятно обволакивал язык.

Беспокойство, которое мучило ее столько, сколько она себя помнила, теперь чувствовалось по-другому. Казалось, что она, проведя столь долгое время в вакууме ожидания, наконец-то может управлять собой. Целые годы зря потрачены на ожидание того, что никогда не произойдет, думала она, стоя у панорамного окна и обнимая ладонями холодный бокал.

— Ждала того, что случится само по себе, — прошептала она и увидела, как ветер стремительно швырнул в стекло пригоршню песка.

Беспокойство никуда не делось, оставшись слабым напряжением в теле. Но там, где раньше была тревога, которая тянула ее за собой куда-то вниз, сейчас она ощущала только жизнеутверждающий страх.

— Страх, — довольно прошептала она, ласково проведя пальцем по оконному стеклу.

Она тщательно выбрала слово. Добрый, стремительный, бессонный страх был тем чувством, которое она сейчас ощущала. Это как быть влюбленной, врала она себе.

Раньше она бывала в депрессии, не плача, и уставала, не засыпая, теперь же так сильно чувствовала свое собственное существование, что время от времени начинала смеяться. Она хорошо спала, хотя почти всегда просыпалась внезапно — с чувством, которое можно было бы перепутать с... счастьем.

Она выбрала слово «счастье», понимая, что называть так испытываемое ею чувство пока рано, — в слове этом есть некоторое преувеличение.

  21