Особенно,... 
72 
– Так я его послезавтра приведу?
– Давай послезавтра. Только до занятий, чтобы на Тоню случайно не наткнуться.
– Ну, естественно!
Словом, все устроилось просто замечательно. Гораздо лучше, чем я ожидала.
Придя домой, я немедленно сообщила Саше радостную новость. Его сдержанная реакция меня слегка огорчила. В ответ на мою восторженную речь он сказал «угу», а потом, как бы вспомнив о вежливости, «спасибо». На предложение встретиться на остановке и поехать к Эзергиль вместе Саша коротко сказал: «Это лишнее», – а потом спросил:
– Ваша художка – это такое желтое здание типа дворянской усадьбы на улице Савушкина? Знаю, проезжал мимо тысячу раз. Я подойду без пятнадцати четыре прямо туда, чтобы времени не терять.
– Ладно, – разочарованно сказала я. – Послезавтра встретимся в мастерской.
Мой трамвай еле тащился сквозь снежный буран, и к без пятнадцати четыре я опоздала. Когда я влетела в мастерскую, ловя ртом морозный воздух, Саша уже заканчивал разговор с Погодиной. Снимая куртку и шапку, я слышала его голос за стеклянной дверью – как всегда высокомерный, но непривычно оживленный и веселый. Иногда у него пробивалась прежняя манера лениво цедить слова, но казалось, он пытается ее преодолеть, благодаря чему выглядел еще обаятельнее. Меня это почему-то задело. «Со мной он никогда не был таким приветливым, – обиженно подумала я. – Лицемер. Ради какого-то клипа…»
Я вошла в мастерскую и столкнулась с ним в дверях. Он, оказывается, уже уходил.
– Привет, – переводя дыхание, сказала я. – Договорились?
– Ну так! – с неимоверным самодовольством бросил Саша, направляясь мимо меня прямо к выходу.
– Чаю не хочешь? – крикнула я ему вслед, но Саша уже исчез за черной дверью.
«Ну, почему у него всегда не хватает времени, чтобы поговорить?» – вздохнула я, потопталась немного в предбаннике и прошла в мастерскую.
– А вот и Геля. Тут твой хахаль приходил, – с невинным видом заявила Эзергиль.
– Повторяю еще раз для глухих: он мне не хахаль, – сурово сказала я. – Просто друг детства. Ну, решили вопрос?
– Катьку спрашивай. Катька, будешь помогать красавцу?
– Почему бы и нет? Работы на пять минут, – буркнула Погодина, деловито пряча в сумку Сашину кассету. – Хотя вообще мысль интересная…
– И юноша интересный, а? – лукаво заметила Эзергиль.
Погодина невпопад пожала плечами. Ее мысли явно витали где-то не здесь.
– Да он же в два раза младше тебя! – ляпнула я, так меня удивила реплика Эзергили.
Обе мастерицы дружно расхохотались.
– Смотрите, Гелька ревнует! – обрадовалась Эзергиль. – Катька, я думаю, нам с тобой не стоит тратить на него время. Ейный хахаль, конечно, юноша приятный, да уж больно красоваться любит. Какие мы эффектные в черном свитере в обтяжку, а как мы плечи расправляем и подбородок вздергиваем, а как реснички опускаем и глазками в девушек стреляем…
Погодина хмыкнула, но от себя, как ни странно, ничего не добавила.
– Каждый жест-то у нас отрепетирован, – продолжала измываться Эзергиль.
– Да ты сама такая же! – не выдержала я.
– Такая же манерная и неестественная?
– Ну вас всех, – махнула я рукой, осознав, что, защищая Сашу, подставляюсь сама. – Болтайте что хотите, мне абсолютно все равно.
– И волосы он наверняка перекисью осветляет, – добавила Эзергиль, но не нашла поддержки ни у меня, ни у Погодиной, и тема закрылась сама собой.
– Кстати, – вспомнила я, – Кать, давай договоримся, когда ты отдашь мне кассету.
– С чего это я должна ее тебе отдавать? – подняла брови Погодина.
– Мне же надо будет вернуть ее Саше…
– Я сама отдам. Саша дал мне телефон. Твое посредничество абсолютно не требуется.
– Вот, получи! – захохотала Эзергиль. – С Катькой только свяжись…
А я подумала, что могу защищать Сашу, рисковать ради него жизнью, подставляться и унижать себя просьбами, но на благодарность с его стороны мне, скорее всего, рассчитывать нечего.
ГЛАВА 19
В преддверии весны. Жмурки в доме Хольгеров
Я жду весну. Ее предвестники мерещатся мне там, где они есть и где их нет. Типично февральское утреннее солнце, которое всю зиму появлялось раз в неделю, радуя народ ослепляющим холодным сиянием, начинает греть: я чувствую прикосновения его тепла на щеке, такие нежные и неуловимые, как будто кто-то, едва касаясь, водит по моей коже пуховкой. За окнами поет невидимая синичка с интонациями человека, который жаждет высказать что-то важное, а мысли обгоняют слова – наверно, ей, как и мне, что-то показалось. Слякоть теперь не бесит, а внушает безосновательный оптимизм.
72 
