– Да… Мирна сказала, что нас не подожгли, только благодаря её решению пойти в дом самой.
– Вот как? Это у кого ж такая идея родилась?
– Не знаю. Но городской голова был против этого, и поддержал её. Вот и не стали нас поджигать.
– Ты смотри, а он крепким мужиком оказался! Надо будет с ним после всего выпить!
– Дай только вылезти отсюда – три дня гулять будем! Да, а что там со стрелками-то было? Рубить их за что стали?
– Так получилось-то, что они не в тебя стреляли.
– А в кого?
– В Мирну.
У меня отлила кровь от щёк.
– Ты…точно это видел?
– Если бы ты не сбил её на землю… да и не закрыл плащом…
Скрип моих зубов, наверное, был слышен даже на улице.
– Вот остальные солдаты и не выдержали. Они-то это тоже видели. Такого поступка здесь не простят… особенно в данной ситуации. Человек идет на смерть, чтобы спасти город. А тут кто-то хочет ему помешать… Стрелявшие ещё легко отделались, их могли и на куски разорвать.
Вот, значит, как… Убей они сероглазку – планка у меня точно бы упала. И нашинковал бы я там народу… тихий ужас… И всё было бы, как по заказу. Дом бы сожгли, меня тоже придавили бы где-нибудь… супротив такой толпы долго не выстоять.
Увидев мою реакцию на данные известия, Лексли не на шутку взволновался.
– Да разберемся мы, не переживай.
– Ладно… – хлопаю я его по плечу. – Пойду спать. А то всё тело в синяках, лишний раз не повернешься…
Следующий день прошел уже значительно веселее. Еда пока была, да и солдаты вели себя уже не так настороженно.
По предложению Мирны, мы не подаем признаков жизни, за исключением открытых окон. Время от времени кто-то из нас в них показывается. Но толпа уже не реагирует на это так остро.
К полудню цепь солдат поредела, часть отошла куда-то в тыл. Надо полагать, на отдых.
Меньше стало и народу.
Правда, эту ситуация сероглазка нам разъяснила. Расставленные вокруг города военные посты не давали уехать никому. Тем не менее, часть горожан выбралась-таки за оцепление, и теперь они сидели в роще, ожидая известий. Уехать никуда они не могли, а в своих домах оставаться было страшно.
К вечеру на площадь вытолкнули тележку. На ней было что-то съестное и бочонок, надо полагать, с водой. Втащить поклажу внутрь мы втащили, но вот трогать ничего не стали. И хотя рунный тест ничего не показал, рисковать никому не хотелось.
Последняя ночь… Спал я плохо, да и не одному мне сегодня не спалось. Все понимали – таинственным противникам остался последний шанс. Или сегодня ночью мы умрём, или завтра выйдем отсюда героями. Лексли облазил все подвалы, ничего не нашел, но дверь наверх всё-таки завалил наглухо. По моему совету, мы содрали отовсюду все ткани и тщательно законопатили щелки в этой и в двух последующих дверях. Все припасы с тележки также свалили в подвал.
Отдыхали не раздеваясь, дремали все вполглаза, дежурные сменялись каждый час. Под утро я, наконец, забылся в коротком и тревожном полусне…
Проснулся сам. И вовсе не от того, что кто-то начал ломиться в дверь или орать дурным голосом. Минуты две лежал, пытаясь понять – что же меня разбудило? И только потом догадался – тишина.
За прошедшие дни я уже успел привыкнуть к неумолчному гулу толпы, шагам и лязгу оружия. А сегодня…сегодня всего этого не было.
Спрыгиваю на пол и только сейчас замечаю стоящую у окна Мирну. Она стоит, привалившись к стене и обхватив хрупкие, беззащитные плечи тонкими, казавшимися полупрозрачными в утреннем свете, руками.
Услышав мои шаги, оборачивается.
– Ты плачешь? Отчего?
Тонкое и гибкое тело прижимается ко мне. Её руки обвивают мои плечи с неожиданной силой.
– Всё закончилось… ты снова победил смерть!
– И это повод для слёз?
– Какой ты толстокожий… я так боялась за тебя… за всех вас…
– И оттого пошла в этот, страшный для всех прочих, дом?
– Я не могу без тебя жить! Ты понимаешь это?! Сидеть и ждать страшных вестей о любимом человеке? Не знаю, есть ли такие женщины вообще?
Ласково глажу её по голове, по пышным волосам, вдыхаю их знакомый, чуть терпкий запах.
– Ну, успокойся, моя сероглазка! Я рядом, живой и здоровый – чего ж ещё желать?
Она не отвечает, только ещё сильнее сжимает свои объятия.
Приподнимаю её голову и осторожно, поцелуями, убираю с лица слезинки.
Ну вот, полегчало, наконец-то она улыбается.