103 
– Ничего, – рассмеялась Вилия, – вот как через девять-то месяцев промысловикам твоим по румяному крикливому мальчишке русалки сии влажной ночью принесут – будет им всем морок.
– Ну коли мальчишек, то и неплохо, – пожал плечами князь. – Да токмо кто сам от мужа будущего откажется? Чай, не девка. Не обуза, что спустя полтора десятка лет замуж из дома убежит, а надежа и опора…
– Так то ж не пахари принесут, – опять улыбнулась Вилия. – То русалки. Зачем им мальчишки хороводы водить? Девки им нужны.
Она откинулась на спину, завела руки за голову, глядя в небо, в котором где-то в голубой вышине висели легкие, как кисея, перистые облака. Да, тысячелетний обычай с одиноким эмиром на всех женщин рушился на глазах. К счастью, у номарии хватило мудрости не протестовать, не вносить разлад между поколениями хранительниц. Да и как тут запретишь, коли рядом с молодыми женщинами, внимания мужского лишенными, все чаще появляются крепкие мужи, приходящие в дикие места на охоту или приплывающие на рыбалку. Опять же и сами хранительницы, прикидываясь местными жительницами, не раз в Словенск и Русу приплывали. На мир новый посмотреть, мед-кожи, а то и зелья свои лечебные продать. Почти две сотни девушек, недавно переступивших рубеж служения, довольно решительно напомнили главе Клана три основных обязанности служительниц Великого, завещанные Мудрым Хентиаменти: девственность до двадцати пяти лет, сохранение древних знаний и рождение хотя бы двух девочек, что смогут продолжить служение вместо матерей. Правило выбора общего эмира было завещано не Черным Псом, а придумано потом, когда выяснилось, что в здешних диких местах почти нет обитателей, нет мужчин. И если мужчины появились… И номария отступила. Она поставила только одно жесткое условие: тайна существования Клана должна быть соблюдена любой ценой. Одно лишнее слово будет стоить жизни и хранительнице, и ее избраннику.
Мало того, девушки завели даже разговор о том, чтобы заводить нормальную семью во внешнем мире – выходить замуж, жить как обычные смертные, воспитывать детей. Но дочерей оставлять не дома, а отдавать Клану, дабы они вырастали не дикарками, а истинными хранительницами. Однако идея зачахла даже без протестов номарии: в обычаях новоселов, обживающихся вокруг Ильменя, было выдавать замуж девочек в шестнадцать, пятнадцать, а то и четырнадцать лет. Какое уж тут служение? И какие из перезрелых дев невесты?
– Чего еще странного в землях твоих творилось, княже?
– Всякое творилось… – Словен подошел к глиняной башне высотой в рост человека, с макушки которой тянулся сизый дымок. В низ башни были вмурованы два меха, которыми старательно работали скинувшие рубахи кузнецы. Князь ковырнул ногой рыжую землю, что не поместилась внутрь криницы, оглянулся на девушку: – Ужели получится, берегиня? Из этой-то грязи!
– Когда я тебя обманывала? – снова уселась Вилия. – Соль нашли, половодье случилось, как обещала. И вода сошла, когда говорила. И дождь на поля твои вовремя проливала, и солнца давала. Почему ныне не веришь?
– Верю… – кивнул Словен. – Да токмо… Не слыхал я никогда, чтобы медь али бронзу из грязи болотной выплавляли.
– А это не медь, – улыбнулась Вилия. – И не бронза. И сказывала я тебе это не раз… Уводишь ты меня, княже… Не про то молвить хотел, не про плавку. Иное скрываешь, Словен.
– Долго еще, берегиня? – взмолился один из работяг. – Умучились!
– А вы меняйтесь, меняйтесь, – посоветовала девушка. – До утра гореть должно.
– А потом еще и расковывать вам же, – от себя добавил князь. – Пойдем, берегиня. Слово я тебе молвить хочу тайное. Может, присоветуешь что али чародейством своим поможешь.
Они спустились вдвоем к реке, прошли немного вниз по течению, присели над обрывом возле плакучей ивы. Словен молча привлек Вилию к себе, начал целовать лицо, губы, шею. Девушка не протестовала, однако князь неожиданно остановился, чуть отодвинулся, нашарил в траве шишку, метнул в воду, проводил взглядом, как она, покачиваясь, поплыла к далекому морю.
– Неладное округ Словенска творится, берегиня, – наконец признал он. – Мертвец бродячий в лесах объявился. Угры метохом его кличут. Сказывают, в чей дом заглянет – так все и умирают мгновенно, не просыпаются боле. Я не верил поначалу, однако же во весне сам две землянки таковые находил. Как спали на постелях хозяева, так все мертвые и лежат, шкурами прикрывшись. Дров в избытке, погреба с припасами. Не с голодухи, стало быть, отошли. И не от мора. Иначе живые хоть кого из мертвых из дома вынесли. Ран тоже нет. По виду – и вправду как метох заглянул. Живы все перед сном были, да в миг все и сгинули. Волнуются угры. Кабы на нас не подумали… Вражды с ними не хочу. Не в обычаях у нас с соседями враждовать.
103 
