Я ждал три часа, пока время не перевалило за полночь. «Ну давай же, Темный, давай!» – шептал я снова и снова, но Темный не появлялся.
В бар заходило и выходило довольно много людей, но никого из них я не знал. Правда, Рамон предупредил меня, что место встреч постоянно менялось, но я не понимал, как это может повлиять на постоянных посетителей «Четырех провинций». И все же мое терпение было вознаграждено: незадолго до закрытия я заметил пару знакомых, которые в мое время часто бывали в баре, а вскоре после этого в боковой двери возникла миссис Каллагэн с мусорной корзиной, но это было все. Я уже начал думать, что Рамоновы осведомители что-то напутали, когда в поле моего зрения появился долбаный вишист-коллаборационист-аболиционист Боб собственной персоной.
Я узнал его громоздкую тень еще до того, как он потихоньку выскользнул из боковой двери и зашагал прочь, слегка покачиваясь и что-то напевая. От нескольких часов неподвижного сидения у меня затекло все тело, но я все-таки поднялся и двинулся следом. Большой Боб шел по переулку рядом с «Четырьмя провинциями», направляясь к пустырю, который посетители бара часто использовали в качестве автомобильной стоянки.
Держа его в поле зрения, я перебежал пустырь и вытащил кольт. К счастью, Боб не замечал меня, хотя я так грохотал на бегу, что мог бы разбудить и мертвого. На углу Боб замедлил шаг, но когда я, прихрамывая от волнения больше обычного, добрался до переулка, он уже садился в красную «хонду-аккорд», собираясь отъехать. Я поднял пистолет и прицелился, но Боб был слишком далеко. В темноте, да еще с оружием, с которым я почти не был знаком, вряд ли можно было рассчитывать на точный выстрел, поэтому я поспешил на ближайшую улицу и махнул рукой первой же попавшейся машине. Это оказался кремовый «кадиллак», который притормозил у перекрестка, вероятно собираясь свернуть на ту же площадку у «Четырех провинций». Водитель либо вовсе меня не заметил, либо не обратил на меня внимания, поэтому я наддал и, подбежав как можно ближе, направил кольт на лобовое стекло.
– Эй, ты, мудак! – крикнул я.
За рулем «кадиллака» сидел лысый мужчина лет сорока, одетый в темный, как у адвоката, костюм. Как раз в этот момент он проделывал какие-то манипуляции с ремнем безопасности, одновременно пытаясь завершить поворот. Меня он снова не увидел и не услышал; «кадиллак» продолжал движение и едва не зацепил меня крылом.
Я стукнул рукояткой пистолета по стеклу водительской дверцы и тотчас снова направил кольт на толстяка.
– Вылезай из машины, не то я убью тебя, к чертовой матери! – сказал я с чистейшим белфастским акцентом.
Этого оказалось достаточно, чтобы привлечь его внимание. Побледнев как смерть, мужчина резко затормозил и взглянул на меня. По-моему, он в буквальном смысле обделался с перепугу.
Я рывком распахнул дверцу.
– Вылезай, ублюдок! – гаркнул я.
От страха мужчина едва не плакал.
– Ремень заело, заело, отстегнуть не могу… – в панике забормотал он.
Я наклонился и нажал кнопку на ремне.
– Вылезай! – прорычал я, но водитель по-прежнему не двигался, поэтому мне пришлось ухватить его за лацканы и сильно дернуть.
Он вывалился из машины и распластался на асфальте.
Я приставил пистолет к его башке:
– Заявишь в полицию не раньше утра, понял, придурок? Иначе пришью тебя, твою жену и твою долбаную собаку! – сказал я и, не дожидаясь ответа, прыгнул за руль. Стекло пассажирской дверцы заслоняла громадная упаковка «Хаггис». Я вытолкнул ее наружу, врубил передачу и рванул с места. Красной «хонды», разумеется, уже нигде не было. О боже!
Я ехал по улице. Несмотря на поздний час, движение было оживленное, даже слишком. Машины Боба по-прежнему нигде не было видно, и я свернул в сторону Бродвея. На перекрестке я притормозил, теперь куда – налево или направо? Я решил ехать налево. Торопливо прибавив газу, я поехал быстро как только можно и вскоре заметил Боба на перекрестке у парка Ван-Кортленд. В кои-то веки повезло!
Сбросив скорость, я двинул вперед уже с большей осторожностью, но не слишком медленно, чтобы не привлечь к себе внимания. Большой Боб ехал на восток, но куда именно, я понятия не имел. Добравшись до побережья, Боб мог либо повернуть на юг, либо направиться через мост на Лонг-Айленд, либо вообще развернуться и отправляться назад в Манхэттен. Напрягая память, я пытался вспомнить, не говорил ли кто-нибудь при мне о том, где живет Боб. Увы, похоже, речь об этом вообще никогда не заходила.