127 
Вряд ли теперь кто-то сможет их перепутать. Джейсон похудел, осунулся, лицо его стало суровым и аскетическим, как у католического монаха. Когда-то блестящие глаза потускнели, словно из них разом ушла вся радость. Да, тело исцелено, но дух и разум искалечены навеки. Теперь он отдалился даже от Джеймса, который всегда был к нему ближе всех, стал чужим в собственной семье.
Джейсон долго не отвечал. Наконец, глубоко вздохнув, повернулся к брату.
— Я должен ехать. Здесь у меня ничего не осталось. Совсем ничего.
— Как ты можешь так говорить? Тебе не стыдно? А мама с папой? Вспомни, как тебя любят! А я, а Корри? Да мы готовы жизнь за тебя отдать! Оставайся в Англии. Заведи собственную ферму. Делай все, что пожелаешь. Ты молод, здоров, богат и любим.
— Не могу, Джеймс. Просто не могу. Пойми…
Затянутая в перчатку рука поднялась, но тут же бессильно упала.
— Меня все здесь душит. Невыносимо! Я должен убраться отсюда.
— То есть убежать? Выражайся точнее!
Джейсон изогнул темную бровь и покачал головой:
— Ну разумеется. Смотри, туман, похоже, рассеивается.
И Джеймс с горечью понял, что брат уже все решил для себя. Он покидает их. Остается надеяться, что ужас случившегося больше двух месяцев назад в их родном доме если не забудется, то хотя бы померкнет в памяти и Джейсон простит себя за любовь к Джудит Макрей, чудовищу в женском облике.
— Да, — произнес он вслух. — Скоро взойдет солнце.
— Я должен поговорить с мамой и папой. Сегодня вечером. Ты будешь рядом?
— Я всегда буду рядом, даже в таком случае, как этот. Джейсон, мне очень не хочется, чтобы ты уезжал. Господи, как я жалею, что все случилось именно так!
— Но теперь уже ничего не изменить. Будь что будет.
Джеймсу пришлось молча признать поражение.
— Видишь ли, поскольку отец переселил бабку во вдовий дом, мы с Корри решили пока что остаться здесь, — пробормотал он, похлопывая стеком по бедру.
Он хотел объяснить Джейсону, что родители безумно тревожатся за него, после того как трагедия превратила их сына из смеющегося беззаботного молодого человека в молчаливого мрачного мужчину, которого никто из них не знал и не понимал по-настоящему.
Джейсон рассмеялся, но не тем смехом, на который хочется ответить улыбкой. Так, хриплые сдавленные звуки, в которых слышалось презрение. К себе?
Джеймс не знал, как ему помочь, чем утешить.
— Да пойми же, ты ни в чем не виноват! — выпалил он, не в силах сдержаться, хотя прекрасно сознавал, что Джейсон ничего не хочет слышать, не желает говорить на эту тему. Однако горькие воспоминания нелегко выкинуть из головы. Его словно подменили. И Джеймс боялся за брата. Был в смертельной тревоге.
— Да неужели? И кто же виноват, по-твоему? — издевательски бросил Джейсон. Как Джеймс ненавидел эти его интонации! Почему он так безжалостно относится к себе?!
— Виноваты Джудит, Луи. И та мерзкая женщина, которая использовала беднягу Холлиса.
Хорошо еще, что Холлис в отличие от Джейсона стал чаще улыбаться!
— Нам пришлось столкнуться с людьми, у которых души черны и прогнили насквозь. В них не осталось ничего, кроме алчности. Так при чем же тут ты?
— Слава Богу, Холлис не ушел от нас.
— Еще бы ему уйти! — ухмыльнулся Джеймс. — После такого наказания! Как это матушка догадалась отдать его на неделю в услужение бабке, чтобы помочь ей перебраться во вдовий дом! Потом он признался мне, что такого наказания не заслужил ни один мужчина, даже такой, который считал себя страстно влюбленным в женщину намного моложе его самого. Представь: преданный семье слуга, сделавший первую в жизни ошибку на закате своей карьеры! Мать хохотала до слез.
Но Джейсон даже не улыбнулся. Просто кивнул:
— Да, ничего не скажешь, она знала, что нужно делать. И вернула Холлису его достоинство. Теперь он снова может гордо держать голову.
— Мне будет не хватать тебя, Джейсон. Раньше мы никогда не разлучались надолго!
Джейсон сглотнул, поджал губы, заключил брата в объятия, крепко стиснул и отстранился.
— Я должен уехать, ты знаешь это так же хорошо, как я, и потому все понимаешь. Мне нельзя здесь оставаться. Бессмысленное существование… Когда-нибудь я обязательно вернусь, но сейчас…
Он осекся, оглядел окутанную туманом долину и, повернувшись, зашагал прочь. Джеймс всем своим существом ощущал: брат не хочет, чтобы он пошел следом.
127 
