Но она еще ни разу не имела случая танцевать вальс в Лондоне.
— Я не это имел в виду. Нужно получить разрешение танцевать вальс.
— От кого?
— От патронесс «Олмэкса»[2]. Ваша тетя добилась разрешения на посещение этого достославного места?
— Не знаю. Она ничего не сказала.
Какое счастье, что она встретила Филипа во всеоружии! Сабрина задохнулась и подалась вперед, едва не коснувшись его грудью. Он поспешно отстранился.
— Не могу, Сабрина, как страстно ни желал бы, но не могу.
Сабрина недоуменно посмотрела на него, испытывая в эту минуту почти физическую боль. Перед глазами все плыло. Такого она не ожидала. Что с ней творится? Откуда эти странные ощущения?
— Почему?
Она близко, слишком близко. И эта чертова одежда! Правда, Сабрина и в ней выглядит обольстительной. Неотразимой. Прелестной. Но он помнил каждый дюйм ее белоснежного тела.
До него, как сквозь туман, донесся ее голос. «Почему?»
— Потому что джентльмен не должен поддаваться чарам леди из опасения, что она его скомпрометирует. Должен признаться, что держусь из последних сил, так что вам лучше не искушать меня.
— Я ничего не понимаю в искушении.
— Естественно, — вздохнул Филип. — Я пригласил вас на танец, желая серьезно поговорить.
Танцующие разбились на четверки, и их тут же разлучили. Сабрина, растянув губы в улыбке, присела и протянула руку сначала одному, потом другому кавалеру. И хотя все это казалось не слишком утомительным, к концу танца она с трудом переводила дыхание.
— Похоже, вы еще не оправились как следует и быстро устаете, — заметил Филип.
— Да. Но с каждым днем мне становится лучше.
— Не хотелось бы возвращать вас тете. Нам действительно нужно потолковать. Не выпьете ли пунша, чтобы немного освежиться?
Сабрина кивнула и взяла Филипа под руку. Они направились через бальную залу к столовой, где длинные столы были уставлены самыми разнообразными блюдами, от пирожков с устрицами до яблочных пирожных.
— Вы голодны?
Девушка покачала головой. Филип протянул ей бокал и взял с подноса у проходившего лакея бокал с шампанским.
— За Лондон и ваш очевидный успех.
Сабрина пригубила пунш, показавшийся ей чересчур сладким. Поморщившись, она отставила бокал.
— Лучше выпьем за мир, который не нуждается в переменах. Мой успех далеко не столь очевиден, как вы считаете.
— Ах, Сабрина, здешнее общество еще не успело узнать…
— И вы намереваетесь их просветить?
— Это совершенно ни к чему. Вы и сами не понимаете, что живете в стеклянном доме. Всего один камень, чей-то грязный язык, и все разлетится вдребезги.
— Какая чушь! Во всем этом нет ни малейшего смысла! Я никому ничего не сделала плохого, а здесь стараюсь не открывать рта. Тетушка болтает за двоих. Я всего лишь улыбаюсь, киваю и послушно выполняю ее повеления. Нет, Филип, для такой злобы вовсе нет причин.
— Вы поразительно наивны, — грустно улыбнулся Филип. — Рано или поздно это произойдет. Кстати, вы получили мое письмо?
— Да, сегодня утром. Спасибо, Филип. Я в огромном долгу перед вами.
— Надеюсь, вы перестали волноваться.
— Почти.
— Лжете, впрочем, это не важно. Как я писал, здоровье вашего деда постепенно улучшается. Он крепкий орешек. Боюсь, ваш кузен одряхлеет, дожидаясь своей очереди стать графом. Да, кстати, я не сообщил вам, на случай, если тетушка Берсфорд сунет нос в письмо, но графу теперь не угрожает никакая опасность со стороны Тревора.
Сабрина нахмурилась, поняв скрытый смысл его слов.
— Что вы натворили?
— Поехал в Монмут-Эбби, повидался со змеенышем и постарался все ему разъяснить.
Глава 23
— Что?! Что вы сказали, Филип? В самом деле ездили туда? Видели Тревора? Стреляли в него? О Господи! Надеюсь, что вы промахнулись и не попали в сердце!
— Признаться, — рассмеялся Филип, — я рассчитываю месяцев через шесть снова побывать в Монмут-Эбби и переломать негодяю все кости.
Он не добавил, что Ричард Кларендон, вероятнее всего, станет его спутником, если не успеет раньше расправиться с Тревором. Сама мысль об этом наполняла его восторгом. Филип едва не потирал руки от удовольствия.
— Вот как все вышло, Сабрина: я припер к стенке не только Тревора, но и его застенчивую юную женушку. Должен сказать, они друг друга стоят.
Сабрина беспомощно всплеснула руками:
— Но почему?
— У обоих моральные принципы и понятия о чести, как у бродячих котов.