Особенно,... 
62 
— Разумеется. Ведь никто не говорил, что он русалка. Он сын русалки. Или вам про них совсем ничего не известно?
— В наших землях за ними исстари охотились сторонники уговора. Поэтому все знания про их повадки давно, давно забыты.
— Русалками становятся девушки, что утопились из-за несчастной любви, правитель. Самоубийство — тяжкий грех, и оттого они никогда не могут пройти по Калинову мосту через реку Смородину. Не пускает он их в мир прекрасной Мары, на поля вечности. Так и остаются девицы в реках и омутах, куда тоску свою относили. А любви, ласки мужской им все так же хочется, как и при жизни. Пожалуй, даже сильнее. Вот и маются тоскою своею вечно…
— Ты говорил про сына русалки, — напомнил мудрый Аркаим.
— Ах, да, — кивнул Олег. — Любовь, известное дело, не вечна. Первую любовь русалки забывают, начинают новыми парнями увлекаться. Коли удается соблазнить кого, могут и замуж выйти, жить семьей обычной. Только, сказывают, не бывает в таких семьях счастья. Да и откуда оно возьмется, с нежитью-то? Но бывает, не доходит до свадьбы, одними играми любовными мужи и русалки обходятся. Русалке — ласка, мужику — удовольствие. Беда, а кому и радость в том, что детей новорожденных русалки себе не оставляют. Утонет ведь в воде младенец, замерзнет, умрет. От живого семени дети живые рождаются. Посему детей родившихся русалки завсегда отцам подбрасывают. Так они и растут, зачастую не ведая, что за мать их на свет родила. Иногда, купаясь, могут с родительницей встретиться. А могут — и нет. Любоводу повезло, он с мамой своей познакомился, язык общий нашел. Потому, верно, и осколок последний от священной книги русалка каспийская ему отдала. Своего почуяла. Раджаф за сохранение уговора борется? Так это месть ему за нежить речную, что он в страхе истребляет.
— Это объясняет многое, — задумчиво ответил правитель.
— Так сколько тебе лет, мудрый Аркаим?
— Кто же их упомнит, года эти, смертный? Иногда вся эта судьба начинает надоедать. Непонятно, чего ждешь, на что надеешься. Ничего не меняется, ничего не уходит, не появляется тоже ничего. Ты сидишь на вершине, глядя в пустую даль, бессмысленную, как жизнь, и хочется уйти к отцу. Наверное, в такие годы отец и решился покинуть мир, воссоединиться с матерью, оставив страну и будущее мне и брату. В такие дни перестаешь обращать внимание на время. Сколько его прошло: день, год, век — какая разница? Иногда появляется желание все изменить, переделать, перевернуть — и ты лихорадочно крутишься год, десять, сто лет, пока не приходит новая осень, и тебе опять начинает надоедать вся эта суета. Я не знаю, сколько мне лет, смертный. Тысяча, две. Может, три. Хотя нет. Пожалуй, все-таки меньше. Но какая разница? После первых пятисот-шестисот лет считать перестаешь. Но я хотя бы родился, чужеземец. А ты, получается, тот, кто не рождался, верно?
— Верно, — кивнул Олег.
— Откуда же ты тогда взялся? Как появился в мире? Ведь ты есть!
— Я появлюсь, мудрый Аркаим. Я родюсь… рожусь… рождусь… В общем, где-то через тысячу, тысячу четыреста лет на свете появится симпатичный мальчишка, которого назовут Олегом. И это буду я. Не могу сказать точнее, поскольку мало кто в будущем сможет даже примерно определить, какие события и когда происходили в нынешние дни. Плюс-минус двести лет — это нормальная датировка, можно сказать совершенно точная. Муром появился где-то между шестым и девятым веком, Углич — то ли в девятом, то ли в одиннадцатом. Плес — то ли в одиннадцатом, то ли в пятнадцатом.[2] И это только то, что я хоть как-то помню. И то, о чем в летописях более-менее внятно написано. С остальным вообще ужас. Время построения Змиевых валов известно с точностью плюс-минус две тысячи лет. Время зарождения Руси — плюс-минус три тысячи лет, появление первых сибирских городов — плюс-минус пять тысяч лет. Если добавить, что разные ученые придумывают свои системы определения возраста, которые тоже разнятся на тысячу лет без малого, — тут сам Сварог запутается. В общем, я появлюсь. Рано или поздно. Наверное, все-таки лет через тысячу. Или чуть больше.
— Как же ты попал сюда, несчастный?
— Неудачный опыт с хитрым колдовским заклинанием, — пожал плечами Олег. — Обратился к Велесовой книге с просьбой дать ответ на один вопрос.
— Да, такое трудно было угадать, — хмыкнул мудрый Аркаим. — Человек еще не рожденный, но все же существующий. Расскажи мне, чужеземец, каково там, в будущем? Каким станет мир, что в нем изменится, что останется прежним?
62 
