59 
Девушка устало попыталась объясниться:
— Сами мне твердили: такой тяжкий грех совершила! Я, может быть, раскаиваюсь, но, извините, не верю, что могу вдруг измениться. Я такая какая есть, и если Богу надо, пусть меня такую прощает, а нет — и не надо, буду дальше крест свой нести!
— Ты не крест, а бред несешь! — Григорий рассвирепел. — Без страстного желания стать другим не может произойти внутреннее преображение! Ты должна захотеть стать другим человеком, и, пока ты не обратишься к Богу с мольбой о прощении и очищении, ничего не изменится! Ты не просто должна положиться на Божье милосердие, ты обязана желать преображения!
Катя села на кровати и, не поднимая на собеседника глаз, тихо произнесла:
— Ну а если не могу молиться, нет у меня веры в ваше чудесное исцеление?
— Ты, главное, молись — Он тебя услышит! Он всех слышит. Только предавшись в руки Господа, ты почувствуешь в себе новые силы.
Катя, все так же тупо уставившись в пол, сидела на кровати, Григорий с силой потянул ее за руку и заставил подняться.
— Мне тебя одеть или ты сама справишься?
Она злобно зыркнула на Григория и вытолкала его за дверь, пообещав быстро одеться. Григорий закурил, ожидая ее выхода, и, дождавшись, проводил ее до монастыря в церковь, где уже начался молебен.
* * *
Звуки жили по своим собственным законам, и сладить с ними не было никакой возможности. Они то накатывались тяжелой волной, то замирали где-то вдали, и тогда их было почти не разобрать, до слуха долетали лишь отдельные обрывки фраз, и общий смысл понять было невозможно. Свет тоже начал свою хитрую игру, то ярко освещая убранство церкви так, что хотелось зажмуриться, то почти исчезая, и все вокруг терялось в густой темноте, и не было видно окружающих ее людей, сосредоточенно слушавших утренний молебен. Только горели сквозь темную пелену огоньки свечей, зажженных возле икон. Иногда огоньки начинали кружиться в медленном вальсе, и тогда все вокруг исчезало, оставляя им простор для кружения. Даже стоящий рядом и поддерживающий ее Григорий как будто растворялся в темноте, терял четкие контуры и становился зыбкой тенью. Ног она почти не чувствовала, иногда приходило ощущение неимоверной легкости, казалось, что она парит, не касаясь земли, — это было самое приятное из того, что она ощущала в последнее время. А иногда ее будто прижимало к земле чьей-то могучей рукой, и она судорожно хваталась за Григория, чтобы хоть как-то устоять на ногах.
Неожиданно она поняла, что они уже вышли из церкви, служба закончилась и народ расходится по своим делам — наверное, ее из храма вывел Гриша. К ним подошел отец Амвросий, но у Кати почемуто не получалось на нем сфокусироваться, и на его приветствие она только вяло кивнула. Она опять сосредоточилась на своих неприятных внутренних ощущениях, и реагировать на внешние раздражители сил уже не хватало. Видя ее состояние, игумен обратился к Григорию:
— Доктор, я вижу, что вы взялись еще и наркоманам помогать. Что ж, похвально, но не много ли вы на себя взвалили? А вдруг не сдюжите?
— Это подружка моей жены, они вместе работали. — Григорий почувствовал необходимость объясниться. — Как христианин, я обязан ей помочь.
— Это так. Но не забудьте, что читаете псалтырь сегодня, как договаривались.
— Да, конечно, я Катю на кого-нибудь оставлю на это время.
Отец Амвросий на мгновение задумался.
— Попросите Татьяну присмотреть, у нее медицинское образование есть, а я ее от работы на это время освобожу, найду, кем заменить.
Григорий посмотрел на Катю — она была полностью погружена в себя. Он осторожно взял ее под руку, чтобы пойти в сторону общей кухни, но она не захотела тронуться с места. Григорий тихонько потянул ее за руку:
— Катя, пошли. Завтрак скоро начнется.
— Я есть не хочу, я лучше пойду посплю.
— Тебе, в твоем положении, нельзя голодать. Пошли, я на кухне что-нибудь прихвачу и отведу тебя в избу.
Они медленным шагом добрели до трапезной, Григорий усадил Катю на скамейку рядом, а сам сбегал внутрь и взял еды. Дорога до деревни заняла очень много времени, сил идти у Кати почти не было, они то и дело останавливались, чтобы передохнуть. Зайдя в избу, Катя, как подкошенная, без сил рухнула на кровать.
Григорий не оставлял попыток ее накормить.
— Тебе надо перекусить.
— Спасибо, но я не хочу, — пробормотала Катя, не открывая глаз.
59 
