79 
Ребус посмотрел на мраморный пол. На нем алело смазанное кровавое пятно, которое еще не успели смыть. У стен группами по два – по три человека стояли гости; некоторые вышли на улицу и остановились на лужайке, дымя сигаретами, и негромко обсуждали пережитое потрясение.
Когда Ребус снова повернулся к Девлину, ему показалось, что старый профессор пристально рассматривает его, словно какое-то заспиртованное чудище из Кунсткамеры.
– Вам не плохо? – спросил Девлин и, когда Ребус отрицательно покачал головой, добавил: – Вы были очень дружны, как я понял?…
Ребус не ответил. К ним подошел Сэнди Гейтс, на ходу вытирая потное лицо чем-то похожим на салфетку с обеденного стола.
– Ужасно, ужасно… – проговорил он. – Да и вскрытия, скорее всего, тоже не избежать.
Мимо пронесли на носилках тело, упакованное в пластиковый мешок и накрытое простыней. Ребус подавил в себе желание остановить санитаров и расстегнуть «молнию»: будет лучше, если он запомнит Конора Лири живым, веселым человеком, с которым они столько раз вместе выпивали.
– Он произнес замечательную речь! – сказал Девлин. – Это была своего рода всемирная история человеческого тела, начиная с теории о вместилище божественного духа и заканчивая Джеком-потрошителем в качестве гаруспика.
– В качестве чего? – не понял Ребус.
– Гаруспиками назывались древнеримские предсказатели, определявшие волю богов по внутренностям животных.
Гейтс рыгнул.
– Я не понял и половины из того, что он говорил, – сказал он.
– Половины не понял, половину проспал, – с улыбкой заметил Девлин. – Лири ни разу не запнулся, хотя у него не было даже конспекта, – добавил он с восхищением. Потом его взгляд снова остановился на галерее первого этажа. – Грехопадение человека – вот что он выбрал отправной точкой своей лекции… – Девлин полез в карман за носовым платком.
– Возьмите, – буркнул Гейтс, протягивая ему свою салфетку.
Девлин громко высморкался.
– Да, начал с грехопадения, – сказал он. – А закончил падением. Выходит, Стивенсон был прав.
– В чем?
– Он назвал Эдинбург «городом-утесом». И похоже, головокружение здесь не редкость.
Ребусу показалось – он знает, что имеет в виду Девлин. Город-утес… город, каждый из жителей которого понемногу опускается все ниже и ниже – медленно, незаметно, но неуклонно.
– Еда тоже была ужасная, – сказал Гейтс таким тоном, словно ему хотелось, чтобы Конор Лири погиб после хорошего ужина. Ребус, впрочем, знал, что сам Лири был бы с ним согласен.
Потом он вышел на улицу и, заметив среди курильщиков доктора Керта, присоединился к нему.
– Я пытался тебе дозвониться, – сказал Керт, – но ты уже ехал сюда.
– Мне позвонил профессор Девлин.
– Да, он говорил. По всей видимости, он почувствовал, что тебя и Лири связывают особые узы…
Ребус только кивнул.
– Он ведь был очень болен, знаешь ли… – Голос Керта звучал, как всегда, невыразительно и сухо, словно он диктовал стенографистке. – Сегодня, после того как ты уехал, он много говорил о тебе…
Ребусу сдавило горло, и он откашлялся.
– И что же Лири про меня говорил?
– Что иногда ты представлялся ему испытанием, ниспосланным свыше. – Керт стряхнул пепел с сигареты, и его лицо на мгновение озарилось вспышкой синеватого света от полицейской мигалки. – Он говорил это со смехом.
– Он был моим другом, – сказал Ребус. «А я его бросил…» – добавил он мысленно. За свою жизнь он оттолкнул немало дружеских рук, оставил немало друзей, предпочтя им уединение и кресло у окна в темной гостиной. Порой Ребус убеждал себя в том, что поступает так ради их же блага. Люди, которых он допускал в свой мир, зачастую страдали, иногда даже погибали, но дело было не в этом. Взять хотя бы Джин… Интересно знать, чем все это закончится? Готов ли он разделить себя с кем-то посторонним? Готов ли посвятить ее в свои тайны, позволить заглянуть в свой внутренний мрак?… Ребус не был в этом уверен. Те, давнишние разговоры с Конором Лири походили на исповедь; именно перед священником он раскрывался полнее, чем перед кем бы то ни было – перед женой, дочерью, любовницами… Но Лири больше не было: он умер и, вне всякого сомнения, отправился прямо в рай. Впрочем, Ребус ни секунды не сомневался, что и в раю Лири сумеет перевернуть все вверх дном и ввязаться в ожесточенный спор с ангелами, вот только «Гиннесса» на небесах никто ему не поднесет.
79 
