21 
Люция пожала плечами.
— Не прячь голову в песок, Лайонел. Вспомни некоторых из наших друзей, которым все равно, что хижины их арендаторов разваливаются, которым наплевать, если на их землях детям нечего есть, и тех лордов и леди, которые требуют от своих слуг беспрекословного выполнения любых их капризов. Разве это не рабство? По-моему, мир стал очень жесток и злобен к неимущим.
Лайонел задумался.
— Да, вы правы. Но станет ли их жизнь лучше после освобождения?
— Сомневаюсь. Но здесь, в Англии, черные рабы не нужны. А если бы требовались, не было бы предубеждения против рабства.
— И в этом вы правы, — проговорил Лайонел и пригладил волосы. — Просто все это очень неожиданно.
— Я уверена, ты выполнишь свой долг, мой мальчик. Кстати, почему ты не хотел, чтобы обо всем этом узнала Диана?
Он помрачнел.
— Не знаю… Она наверняка вставила бы свое слово, а я, возможно, прикрикнул бы на нее, и тогда…
Я понимаю, дорогой мой, понимаю.
— Есть еще одна причина: Диана выросла среди рабов, привыкла к такой жизни и принимает ее как должное. Скорее всего, я надрал бы ей уши, если бы она начала защищать рабство.
Люция, никогда не обсуждавшая с Дианой проблему рабства, получила еще одну возможность похвалить девушку.
— Диана очень дружелюбна со слугами, может быть, даже слишком. Они ей платят тем же, готовы умереть за нее. Можно ли представить ее жестокое обращение с другими слугами только потому, что у них черная кожа?
— Но рабы являются собственностью, тетушка. У них нет выбора. Уйти от жестокого хозяина или хозяйки они не могут.
— Зато им дают дома, их лечат, их хорошо кормят.
При этих словах Дианы и Люция, и Лайонел обернулись.
— Вы мало погуляли в парке, — заметил Лайонел.
— Я не была в парке. Я просто прошлась вокруг дома.
— И все же выбора у них нет, — заметил граф.
— Они не смогли бы сами сделать выбор. Даже если бы отец освободил рабов, они продолжали бы беспомощно стоять на месте.
— Это абсурд! Вы сознательно держите их в невежестве…
Битва продолжается, думала Люция, глядя на них. Молодые люди стояли лицом друг к другу со сверкающими глазами.
К удивлению Лайонела, Диана заговорила тихо, даже печально:
— Знаю. Но, видите ли, есть четкие законы насчет образования для черных. Я думаю, это ужасно. — Она невольно вздернула подбородок. — Однако мой отец очень справедлив, он…
— То есть он достаточно сообразителен и не обращается жестоко с теми, кто приносит ему богатство?
Люция не удивилась бы, если бы Диана ударила своим кулачком Лайонела в живот. Она очень удивилась, когда девушка сказала взволнованно и почти умоляюще:
— Чтобы понять, нужно там пожить. Тогда можно узнать, что это такое не только для рабов, но и для всех. А теперь я пойду наверх. Вы все еще собираетесь к леди Брэндерсон сегодня вечером, тетя?
— Да, мы поедем к ней, дорогая.
Лайонел смотрел на Диану, торопливо покидающую гостиную. Он чувствовал себя виноватым из-за того, что набросился на девушку.
— Что ж, — произнесла Люция, глядя на его напряженную спину, — теперь, сдается мне, ты знаешь ответ.
— Это ничего не меняет.
— Тогда поезжай на Тортолу, освободи всех своих — да, именно своих — рабов, Лайонел. Делай то, что считаешь лучшим для них.
— Я должен побольше и поподробнее узнать обо всем этом, — сказал Лайонел скорее себе, чем Люции.
— Тогда поговори с Дианой.
— Не знаю… Она, возможно, знакома с Бимесом и знает, как обстоят дела на плантации Менденхолла. Однако…
— Без сомнения, знает. Конечно, она всего лишь глупенькая молоденькая девушка, которая не понимает всех сложностей…
— Не говорите так, Люция! Диана не глупа, она… — Он запнулся и нахмурился.
Люция улыбнулась своим мыслям: «Ах, Лайонел, дни твоей интрижки сочтены! Ты уже не сможешь убеждать себя в том, что все женщины подобны Шарлотте, вера твоя пошатнулась!»
Лайонел смотрел на свою любимую тетку. Она, конечно, острая на язык старуха. Он знал, как она управляет своим поместьем, расположенным в Йоркшире, по соседству с его собственным, — твердой рукой в мягкой перчатке. Она не бывала несправедливой. Графу никогда не приходила в голову мысль о скором наследстве. Он не хотел смерти тетушки.
— Я уже говорил, Люция, что очень вас люблю?
Люция заморгала, почувствовав такой прилив нежности, что на мгновение забыла о своем остром язычке.
— Да, — мягко ответила она. — Говорил. Правда, очень давно, но говорил.
21 
