11 
— А-а-а… — не меньше минуты сидел Росин с открытым ртом, переваривая услышанное, а потом внезапно вскочил, звонко ударив себя кулаком в ладонь и забегал между пушками, описывая замысловатые траектории: — Да, да, да!
Как ему самому это в голову не пришло? Зачем русскую кровь проливать или казаков с Дона звать, если можно немцев на месте нанять, чтобы они сами себя завоевали? У них это ведь в порядке вещей: кто золото платит — тот и «родина». А все, кто за пределами своего города живет — иноземцы. Рижские ландскнехты против Эзеля воевать пойдут, и глазом не моргнут.
— Черт! — повернулся он к гостю. — Гениально. Кому это только в голову пришло?
— Даниле Адашеву, — признал Толбузин. — Брату Алексея. Он в ратном деле хитер, завсегда нежданное что придумает. Так что, Константин Алексеевич, возьмешься с сотоварищами своими поговорить?
Росин остановился, подошел к пушкам, выглянул в узкую вертикальную бойницу. Конечно, привык он уже здесь за три года-то. К жизни спокойной размеренной, к ежедневным выходам в цеха своих мануфактур, где простенькие, даже наивные на взгляд человека двадцатого века механизмы все равно то и дело подбрасывали неожиданные головоломки. Привык подолгу торговаться с купцами, после чего гордо засыпать в сундуки честно заработанное серебро. Привык проводить вечера с покорной женой, которую заставлял носить в спальне и двух светелках рядом с ней коротенькое кружавчатое шелковое белье. После глухих платьев, платков, убрусов и подубрусников, в которых ходили днем все приличные женщины и длиннющих бесформенных сарафанов простых девок — белье выглядело особенно возбуждающим. Привык к тому, что все, на кого падал его взгляд немедленно кланялись, и даже богатые купцы проявляли всемерное уважение. Однако, он прекрасно понимал две вещи: ни с кем другим, кроме него, Витька разговаривать не станет. Росин всегда был мастером, и ребята всех клубов на фестивалях запоминали именно его. А кроме того, четыре тысячи талеров — это огромная сумма, которую просто так никому не доверят. Ему, богатому боярину, унаследовавшему имущество царского любимца Салтыкова и немало приумножившему оное, доверят. Он воровать не будет — смысла нет. Ради мешочка золотых позориться не станет. Как там Толбузин говорил? «Нет тебе в этом деле корысти. Но ты — русский боярин».
— Отчего не взяться, — Костя небрежно пожал плечами. — Возьмусь.
Часть первая. Люди Меча
Глава 1. Август
Август тысяча пятьсот пятьдесят пятого года выдался жарким. Испугавшись раскаленного солнца, облака сбежали куда-то на далекий север, и на всем небосклоне не имелось ни единого пятнышка, которое посмело бы испачкать идеальную голубизну. Даже птицы, боясь испепелиться на лету, днем прятались куда-то в кроны, не желая рисковать жизнью ряди нескольких мошек, и вместе с ними до вечерней прохлады отсиживался ветер, а потому нигде не шевелилось ни листика, ни веточки и в воздухе над бескрайней водной гладью висела абсолютная тишина. Казалось, в этом малом уголке планеты создалась особенная, своя собственная прозрачно-голубая вселенная. Голубизна сверху, голубизна снизу, и два солнца напротив друг друга — как вдруг раздался звонкий девичий смех, легкий плеск и, разрушая совершенную картину, во все стороны побежали волны.
— Боже мой, как хорошо! — девушка тряхнула головой, позволяя волосам растечься в разные стороны, после чего повернулась на спину и тихонько поплыла от берега. — Поверить трудно, что хоть где-то может быть не жарко… Жаль, что в твоем замке нельзя поставить кондиционера.
— Что такое «кондиционер»? — поинтересовался с берега худощавый, гладко выбритый скуластый мужчина в белой батистовой сорочке с широким отложным воротником, пурпурных бархатных кальсонах, едва доходящих до колен и высоких сапогах из тонкой кожи.
— Это такая машинка, которая превращает тепло в холод, — девушка остановилась, подняв голову над водой. — Ну же, иди сюда, ко мне! Остынешь хоть немного.
— Не хочу, — мотнул головой мужчина. — Прикажу в замке кадушку наполнить.
— Да ты что?! — фыркнула купальщица. — Тоже мне, сравнил: кадушку и Чудское озеро! Ты бы еще в луже искупался! Говорю, иди сюда.
— Не хочу!
— Ах так… — она подняла из воды руку, набрала побольше воздуха, а потом повернула сверкнувший на пальце перстень камнем внутрь. При этом она погрузилась в воду с головой, однако руки, совершавшие непонятное действие, оставались на виду. Потом девушка вынырнула и вытянула сжатую в кулак руку в направлении берега.
11 
