20 
Мой дорогой Максим!
Жозеф переслал мне страницы, которые ты написал об Орелин. Слезы выступили у меня на глазах, когда я увидела там песню о старой кляче, которую папа так часто напевал нам перед сном. Я думала, что тот вечер, когда мы праздновали наш день рождения в Гро-дю-Руа, уже давно забыт, как и красное бикини в синий горошек, телины, солончаки в лунном свете и многие другие эпизоды нашей совместной жизни, которые ты сохранил, как крошечные реликвии.
Мамин портрет на заднем плане твоего повествования получился очень правдивый и трогательный. Теперь, когда я достигла того возраста, в котором была она во время нашей молодости, я гораздо лучше понимаю ее и, надо сказать, все больше восхищаюсь ею.
Ах, Максим, какой же ты все-таки странный! Хотя мы довольно часто видимся в Ниме и непринужденно говорим обо всем (по крайней мере, мне так казалось), прочитав эти несколько страниц, я узнала о тебе (да и о себе тоже) больше, чем за последние тридцать лет. С деланым смехом я обнаружила, что в твоих воспоминаниях я вовсе не такая симпатичная, как в моих собственных. Да уж, навел ты, так сказать, тень на плетень. Как настоящий старый холостяк, которым ты, собственно говоря, и являешься, ты изо всех сил тянешь на себя одеяло, предназначенное для нас двоих. Но, кто знает, может быть, я тоже стараюсь перетянуть его к себе целиком.
Хотела бы сделать тебе кое-какие критические замечания по поводу того поверхностного образа Орелин, который ты создал. Я не хочу сказать, что он получился фальшивым или неуместным, скорее слишком легкомысленным и импрессионистичным. Ты никогда не идешь дальше соблазнительной видимости, возбуждающей мужское желание. Ты боишься разбить витрину и так и остаешься стоять снаружи, на тротуаре в плену у своих иллюзий.
Вспомни тот поцелуй на пороге галантерейной лавки. Если бы в тот момент ты не был так поглощен губами Орелин, ты мог бы заметить в глубине магазина мой силуэт, скорчившийся от смеха. Как раз в то время по четвергам и субботам я помогала Орелин разбирать товар и оформлять витрины. Таким образом, мое присутствие при сцене ваших объятий снимает с нее всякий покров тайны.
Я с легкостью могла бы продолжить свои замечания, но это было бы слишком жестоко. Поэтому предпочитаю со своей стороны написать все, что я знаю и помню об Орелин. Посылаю тебе свои первые записи. Ты волен включить их в свою книгу или сжечь.
С нежностью.
Зита
Рассказ Зиты
Никто не знает Орелин лучше меня. Будучи младше ее на несколько лет, я очень рано стала ее близкой подругой и поверенной ее тайн. В трудные моменты своей жизни именно ко мне она приходила восстанавливать силы. Мне кажется, ей нравилась радостная суета нашего дома, в которой своеобразно смешивались скандинавское спокойствие (мой муж — швед) и латинско-средиземноморский беспорядок. Она говорила, что при виде трех моих дочерей, спорящих друг с другом из-за кусочка картона, у нее улучшается настроение. Не скрою, я чувствовала недоверие и почти ревность, когда она уводила их на ярмарку или в кино. Впоследствии наши отношения испортились. Сейчас я упрекаю себя в том, что не помогла ей чем-то большим. Я так ни разу и не приехала в ее загородный дом в Трамбле. Впрочем, еще неизвестно, как бы она меня встретила. Я была самым осведомленным свидетелем ее поражений и воплощением всего того, от чего она пыталась убежать.
По правде говоря, я тоже не очень-то хотела снова встретиться со своей старой подругой. Я боялась оказаться лицом к лицу с тем человеком, которым она стала. Приведу в свое оправдание притчу, которую нам рассказывал отец.
Это история о рыбаке, удившем рыбу на берегу реки. Однажды утром он слышит крик и видит, как женщину уносит течением. Он сбрасывает обувь, бросается в воду и доплывает до бедняжки. Она вцепляется в него и душит. «Отпусти меня, — говорит мужчина, — или мы оба утонем». — «Ты думаешь, я позвала тебя для того, чтобы ты меня спас? — прошипела ему на ухо женщина. — Нет, я хочу, чтобы ты отправился ко дну вместе со мной».
Вернемся к тому времени, когда Орелин была моей подругой и даже больше — идеалом женщины, которой я хотела бы стать. Я могла бы пойти по пути брата и описать ее хозяйничающей в магазине на виду у всех. В таком случае она была бы одета, ну, например, в белую блузку с вырезом, тонкую прямую шерстяную юбку, чулки из искусственного шелка и красные кожаные туфли. Ее волосы, скажем… ниспадали бы на шею мелкими кудряшками, на английский манер, или рассыпались бы по спине роскошной гривой, которую я в одно мгновенье собрала бы в хвост и тут же перехватила бы резинкой.
20 
