42 
Эгор быстро убрал руку от глаза. Из двери парилки, которой он сначала не заметил (по понятной причине), вышел распаренный красный дымящийся мужичок в простынке, перекинутой через плечо, на манер римского патриция. Роста он был небольшого, телосложения крепкого, и Эгор сразу узнал его злые, словно горящие обидой глаза. Только прошлый раз они горели над банданой, закрывавшей лицо. «Жалкий извращенец», — думал Эгор, с отвращением глядя, как крепыш, не замечая его, по-хозяйски хлюпает в ладоши, и зомби-эмо начинают подходить к нему, вставая на колени. Постепенно образовалась целая шеренга стоящих на коленях зомби с полуоткрытыми ртами. Не желая видеть продолжение этого кошмара, Эгор закричал что есть сил:
— Эй, больной ублюдок! Да ты же просто ненормальный, тебе лечиться надо. Я пришел тебя убить, но, похоже, тебя достаточно кастрировать.
— Что такое? — оторопел Пабло. Он посмотрел на трясущегося от гнева высокого эмо во всем черном. — Это что-то новенькое. Какая-то кровать. Ты почему одет? Ну-ка, ко мне, педик!
Эгор молча щелкнул пальцами, и Пабло увидел себя на экране родного телевизора глазами отца.
— Надь, иди скорее, посмотри. Совсем уже охренели — пидоров в бане показывают. А это ж Пашка! Вот пидор! Ты гляди, что делает, сукин сын! Недоглядели!
— Я нормальный! — закричал Пабло и вместо отца увидел зеркало, а в нем свое отражение с остолбеневшим «пидометром».
— И ты, Пабло… — с горечью сказало отражение и манерно махнуло на него рукой.
— Я — нормальный, нормальный. Это вы, суки, выпендриваетесь, выделяетесь одеждой своей пидовской и музыкой. Я — нормальный, я такой, как все! Паша встряхнул упрямой круглой головой и топнул сильной ногой по красной влажной плитке бассейна:
— Ты кто такой, гад? А ну проваливай, а то убью.
— Так ты ж меня уже убил, теперь моя очередь.
— Врешь ты все, я никого не убивал.
— Не узнаешь? Ах да… Я сам себя не узнаю.
— Я знаю, кто ты, — тихо сказал Пабло и отошел от своих секс-рабов. Его «пидометр» уныло повис. — Ты тот придурок, который вступился за эмо. Ну что, давай биться, я вас, пидарасов, не боюсь.
— Вот еще — руки об тебя марать, — презрительно поморщился Эгор. — Съеште его, ребята! — И хлопнул три раза в ладоши. А потом прямо в одежде прыгнул в бассейн и поплыл, понимая, что сон крепыша подходит к концу.
— «Съеште его» — вот придурок. — Пабло засмеялся, но, повернувшись к своим жалким жертвам, увидел, что они встали с колен и медленно пошли на него. Глаза их горели из-под челок плотояднымими красными огоньками.
Пабло с удивлением увидел, что у них есть зубы, да еще и такие острые.
— Эй, вы куда прете? Офигели в атаке? Ну-ка, эмо — факс!
Зомби окружили Пашу, вытянув вперед руки с черными ногтями, и он впервые в жизни реально испугался, в большей степени из-за того, что забыл волшебные слова.
— Эмо — такс! Эмо — пас! Эмо — фас! — надрывался он, в ужасе понимая, что ему уже не вспомнить правильное сочетание слов, всегда превращавших эмо в покорных жертв. Черный колдун, самозабвенно плавающий в бассейне, украл их из его головы.
— Эмо — ска-с-с, — промямлил Пабло, взглянул на скукоженный «пидометр» и заплакал. — Не ешьте меня, пидоры. Я нормальный, я нормальный.
Но это не помогло. Голодные эмо-зомби, вышедшие из-под его контроля, уже впились острыми зубами в его горячую распаренную плоть и стали рвать Пашу на куски. Какой-то пидор укусил драгоценный «пидометр», и Пабло бешено заорал. Черный эмо вынырнул на крик, дельфином выпрыгнув из бассейна, и припечатал костлявым кулаком голову Пабло к кроваво-красной банной плитке прямым ударом в лоб. Голова треснула, как спелый арбуз, семечки и куски красной сладкой мякоти разлетелись по бане…
Пабло сидел на кровати, весь в холодном поту, голова раскалывалась от боли. Он встал и, стараясь не думать о приснившемся кошмаре, пошел в свой совмещенный санузел. Паша включил свет и посмотрел в зеркало. На лбу красным сургучом горела адская печать — череп с костями, «фига себе». Паше немедленно захотелось отлить, он сунул руку в трусы, но ничего там не нашел. Снова залившись холодным потом, Пабло, пересилив страх, заглянул в трусы. «Пидометр» висел на месте. Просто рука не узнала его, такого чужого и бесчувственного. Паша понял, что пришла беда, сел на край ванны и горько заплакал. Потом взял себя в руки, прекратил реветь, встал под холодный душ и стоял под ледяными струями, пока все тело не заледенело и не онемело, как мертвый орган между ног. Выйдя из-под душа, Пабло залепил пластырем крест-накрест шишку на лбу и, пытаясь ни о чем не думать, вернулся к кровати. «Нужно просто заснуть. А когда я проснусь, все будет нормально», — успокоил он себя. Но не тут-то было. На будильнике высвечивались семь часов утра, за окном расцветало тихое летнее утро. У соседей сверху лаяла собака, стараясь обратить внимание хозяев на свои туалетные проблемы. Во дворе урчал заводящийся «жигуль». Мир просыпался, обычен, реален и прост. Противный скрежещущий шорох привлек внимание Паши. Он посмотрел на потолок. Там, словно гекконы, держась за побелку всеми четырьмя растопыренными конечностями, копошились с десяток бледно-голубых зомби из проклятого сна. Вывернув на сто восемьдесят градусов тонкие шейки и свесив с потолка рваные челки, они плотоядно разглядывали Пабло, облизывая жирными проколотыми языками острые пики зубов, и ждали, пока их жертва заснет. Пабло молнией вскочил с кровати, наступив на высунувшуюся из-под нее руку с черным обгрызенном лаком на ногтях. Рывком схватил со спинки стула спортивные штаны и метнулся к окну, на лету умудрившись натянуть треники. Рванув на себя оконную раму, он ловко выбросил со второго этажа хрущобы свое спортивное тело и без проблем приземлился на мягком газоне. Не останавливаясь ни на секунду, Пабло бросился бежать прямиком в отделение милиции, которое было в двух кварталах от дома, затылком чувствуя, как за ним, не торопясь, но и не отставая, бегут голые голодные страшные существа.
42 
