Особенно,... 
62 
— А где Зиг? Работает?
— Куда-то ушел. Не знаю куда. Если поставишь чайник, я сварю еще кофе.
Чайник едва успел закипеть, когда они услышали, что хлопнула входная дверь. К их удивлению, это пришел Брилл, а не Зигги.
— Привет, незнакомец, — сказал Алекс. — Она тебя выгнала?
— У нее кризис жанра, — отвечал Брилл и потянулся за кружкой. Он налил кофе и пожаловался: — Я торчал у нее долго-долго, но она лишь стонала, что ей нужно написать эссе. Так что я решил озарить вашу жизнь своим присутствием. Где Зигги?
— Не знаю. Разве я сторож брату моему?
— Книга Бытия, глава четвертая, стих девятый, — щегольнул Верд.
— Пошел ты на фиг, Верд, — откликнулся Брилл. — Ты еще не переболел?
— Иисусом переболеть нельзя, Брилл. Я не жду, что поверхностное существо вроде тебя это поймет. Ты поклоняешься ложным богам.
Брилл ухмыльнулся:
— Может быть. Но как она делает минет!..
Алекс застонал:
— Я больше этого не выдержу. Я пошел спать.
Он оставил их переругиваться и укрылся в тишине собственной комнаты. На замену Кэвендишу и Гринхолу никого не прислали, так что он перебрался в прежнюю спальню Кэвендиша. Остановившись у порога, он заглянул в музыкальную комнату. Алекс не мог вспомнить, когда они в последний раз садились и играли вместе. До начала нынешнего семестра дня не проходило, чтобы они не проводили по часу и более за джем-сейшн. Но это ушло, как и былая дружба.
Возможно, такое всегда происходит, когда взрослеешь, но Алекс подозревал, что это связано со смертью Рози Дафф, показавшей каждому, что собой представляют он сам и его друзья. Это оказалось очень поучительным. Брилл нашел убежище в эгоизме и сексе, Верд вообще перенесся на какую-то иную далекую планету, где говорят на неведомом языке. Только Зигги не изменил дружбе. Но даже он взял да и исчез без следа. А подоплекой этого всего стал диссонирующий контрапункт с обыденностью, подозрительность, разъедающая душу неуверенность. Да, ядовитые слова произнес Брилл, но Алекс сознавал, что и раньше он сам уже дал пищу червяку сомнений.
Одна половина его души еще надеялась, что все образуется, уладится, вернется к норме. Но другая знала: некоторые вещи, если их сломать, никакой реставрации уже не подлежат. Мысль о реставрации вызвала в памяти Линн, и он улыбнулся. На выходные он поедет домой, и они съездят в Эдинбург в кино. Посмотрят «Небеса могут подождать» с Джулией Кристи и Уорреном Битти. Романтическая комедия станет хорошим началом. Оба, не договариваясь, поняли, что в Керколди им не стоит показываться вместе. Слишком много сплетников и сплетниц, которые всегда готовы к пересудам.
Но Зигги, пожалуй, можно рассказать об этом. Хотелось поделиться с Зигги сегодня вечером… но, как и небеса, этот разговор может подождать. Они ведь никуда не торопятся.
Зигги отдал бы все на свете, чтобы оказаться где-нибудь в другом месте. Казалось, прошли долгие часы с тех пор, как его бросили в темницу. Он промерз до мозга костей. Влажное пятно мочи на штанах ощущалось как ледяной компресс, член съежился от холода до детских размеров. И ему все еще не удалось развязать руки. Судорога сводила то руки, то ноги, заставляя кричать от нестерпимой боли. Наконец ему показалось, узел начал подаваться.
Он снова прижал наболевшей челюстью нейлоновую веревку и помотал головой туда-сюда. Да, точно, свободы стало больше. Или его отчаяние достигло предела, когда начинаются глюки. Еще рывок налево, затем обратно… Он повторил это несколько раз, и, когда конец веревки наконец высвободился и ударил его по лицу, Зигги залился слезами.
Он размотал первый виток, дальше пошло гораздо легче. Наконец руки свободны. Онемевшие, окоченевшие, но свободные. Пальцы опухли и походили на мороженые сосиски из супермаркета. Он сунул их под куртку, под мышки. По-латыни «аксилла» — подумал он, вспомнив лекцию, что холод — враг мозга, он замедляет мыслительные процессы.
— Займемся анатомией, — произнес он вслух и вспомнил, как они умирали со смеху с приятелем-студентом, читая, как вправлять вывихнутое плечо. «Поместите разутую ногу в чулке под мышку», — говорилось в руководстве. «Как одеваться врачу, — хохотал приятель. — Надо запомнить, что в докторском саквояже следует иметь черный шелковый чулок, на случай если столкнешься с вывихом плеча».
Вот так и надо себя вести, чтобы остаться в живых, подумалось ему. Память и движение. Теперь, когда руки помогали ему удерживать равновесие, он смог, ковыляя, обойти свою тюрьму. Минута ковыляния, две минуты отдыха. «Как было бы хорошо посмотреть на часы», — подумал он и сам подивился своей глупости. Впервые он пожалел, что не курит. Тогда у него были бы спички или зажигалка. Что-то, чем можно было бы, хоть на миг, разогнать непроглядный мрак.
62 
