— Я немного прогуляюсь с Мишель, — сказала Ирен.
— Как? — переспросила Байрони с иронией. — Я думала, что она простужена.
— Вы — потаскушка, как вы вообще можете о чем-нибудь думать?
Байрони едва не задохнулась от ее грубости, но тут же овладела собой. Ее охватил гнев.
— Потаскушка, Ирен? Но ведь не я забеременела.
Не я оказалась такой дурой, чтобы завести интрижку с женатым мужчиной!
Она тут же пожалела об этих словах и быстро проговорила:
— Простите меня. Я не это имела в виду. Разумеется, мы могли бы жить без всяких раздоров.
Ирен не произнесла больше ни слова.
Байрони вышла из детской и направилась в свою комнату. «Мне двадцать лет, — думала она, — и у меня нет ничего, кроме этой пародии на брак и репутации женщины, забеременевшей до свадьбы. Я живу лживой жизнью, и ненавижу ее». Она еще сильнее почувствовала в тот вечер свою отчужденность, когда, проходя мимо детской, услышала, как Айра с Ирен играли с Мишель. Она тут же вернулась к себе, прежде чем они ее заметили.
В доме было тихо, за окном висел месяц, на который набегали темные тучи. Она попыталась представить жизнь в этом доме через пять лет, но не смогла.
Ей казалось, она не проживет и одного месяца здесь — приживалка, которую хорошо содержат. Эйлин была добра к ней, но за всеми указаниями обращалась к Ирен. Как и Нейоми.
Байрони подошла к окну и прислонилась лбом к холодному стеклу. Мысли ее вернулись к Бренту Хаммонду. Его образ не выходил у нее из головы, и она уже не пыталась его отгонять. Она не видела Брента уже две недели, с того самого ленча с Делом и Чонси Сэкстонами. К ее удивлению, он перестал насмехаться после первых реплик. Ленч прошел очень хорошо. Ей хотелось, чтобы он никогда не кончался, хотя она понимала, что Брент мил только потому, что они вместе с Делани и Чонси. Естественно, она согласилась с предложением Чонси посетить салун Брента.
Разумеется, они туда только заглянули. Истинным леди дорога в это заведение была заказана. Она решила, что не менее интересна и другая половина этого обширного здания — бордель. Может быть, ожидала услышать там соблазнительный смех? Или увидеть полураздетых женщин?
Поскольку во время ленча Брент был мил и учтив, как настоящий джентльмен, Байрони потеряла дар речи, когда он зашептал ей на ухо:
— Не спросить ли мне у Мэгги, не позволит ли она одной очень порядочной маленькой леди воспользоваться одной из ее роскошных спален на втором этаже? Конечно, я бы вас там ждал. Не хотите? Как таинственно! Только вообразите, моя дорогая, что бы я с вами сделал.
— Я не желаю вас слушать, мистер Хаммонд, — прошипела она.
— О да, — пробормотал он так тихо, что она едва его услышала. — Я бы наслаждался вами. Вы не представляете, как. Или представляете и именно поэтому ломаетесь?
— Прекратите! — Она готова была его ударить, но знала, что это невозможно, во всяком случае не сейчас, когда рядом Дел и Чонси.
— Прекратить? Я еще даже не начал. Клянусь, вы вся такая сладкая, Байрони, и у вас восхитительные ноги! Хотя трудно судить из-за всех этих дурацких юбок. Мне стоило бы написать кому-нибудь из ваших предыдущих любовников, расспросить их, какая вы на самом деле. Или то были неловкие мальчики-подростки?
Байрони решительно повернулась и окликнула приятельницу резким высоким голосом:
— Чонси, я должна идти домой! Мишель.., проголодалась. Ее пора кормить.
— Ах, я совсем забыл про ваши груди, — продолжал он. — Может быть, вы скоро поделитесь вашим теплым молоком. Как я был бы рад попробовать вас на вкус.
Подонок! Наглый подонок!
Даже спустя две недели она помнила каждое его бесстыдное слово. Ирен назвала ее потаскухой, и Брент, очевидно, думает так же. Она внезапно принялась смеяться, сначала тихо, потом громче. Как смешно! Брент Хаммонд — единственный, кто поцеловал ее. Что бы он сказал, узнав об этом? Она хохотала так сильно, что у нее заболели бока. И не заметила, как смех обернулся рыданиями.
* * *
— О, поскольку вы мои самые лучшие подруги, я поделюсь с вами новостью.
Байрони и Агата посмотрели на Чонси. Щеки ее пылали, глаза искрились.
— Говорите же скорее, не мучайте нас! — воскликнула Агата.
— У меня будет ребенок!
Действительно твой или чей-то еще?
Агата прижала Чонси к своей огромной груди и ласково, по-матерински похлопала по спине.
— Я так рада, дорогая моя, правда, рада.
— Да, — присоединилась наконец и Байрони, отбрасывая пришедшую в голову нелепую мысль. — Дел доволен?