45 
Адамберг предоставил Фернану Санкартье заниматься машинерией. Они стояли, облокотясь на белые поручни, и следили за процессом. Уже два дня Адамберг плохо спал, и монотонное движение десятков пуансонов усыпляло его.
— Заснуть можно, правда? Хочешь, схожу за кофе?
— Двойной, с кофеином, Санкартье, очень крепкий.
Сержант вернулся, осторожно неся стаканчики.
— Не обожгись. — Он протянул кофе Адамбергу.
Они снова прислонились к ограждению.
— Очень скоро, — сказал Санкартье, — и пописать на снег нельзя будет — сразу выскочит штрих-код и прилетят три вертолета с копами.
— Скоро, — отозвался Адамберг, — нам даже не нужно будет допрашивать преступников.
— Да нам и видеть-то их не понадобится… Будем приезжать на место происшествия, вынюхивать следы пота, и парня поднесут нам на блюдечке.
— Нам станет скучно.
— Тебе нравится твое пойло?
— Не очень.
— Мы в этом не сильны.
— Скучаешь здесь, Санкартье?
Сержант задумался:
— Мне бы хотелось вернуться «на землю». Туда, где для работы нужны глаза и где можно пописать на снег, понимаешь? Да и девушка моя осталась в Торонто. Но не говори ничего шефу, он устроит мне взбучку.
Зажглась красная лампочка, и они какое-то время стояли неподвижно, глядя на замершие пуансоны, потом Санкартье нехотя оторвался от перил.
— Нужно шевелить клешнями. Если шеф увидит, что мы сачкуем, от злости сожрет свои носки.
Они освободили поддон, и Санкартье по новой запустил процесс.
— В Париже ты часто работаешь на улице? — спросил он.
— Стараюсь. Хожу, гуляю, мечтаю.
— Счастливчик. Раскрываешь дела, витая в облаках?
— В каком-то смысле, — улыбнулся Адамберг.
— Сейчас работаешь над каким-то делом?
Адамберг поморщился:
— Не совсем. Сейчас я скорее гробокопатель.
— Нашел кость?
— Много костей. Раскопал мертвеца. Но он не жертва, а убийца. Мертвый старик-убийца.
Адамберг взглянул в глаза Санкартье. Они были карими и круглыми, как у плюшевого мишки.
— Ну, — сказал Санкартье, — если он все еще убивает, значит, не совсем мертвый.
— Совсем, — настаивал Адамберг. — Говорю тебе, он мертвец.
— Тогда выходит, что он не сдается, — заключил Санкартье, раскинув руки. — Корчится, как дьявол от святой воды.
Адамберг оперся локтями о перила. Наконец-то кто-то еще кроме Клементины протянул ему руку просто так, из человеколюбия.
— У тебя нюх и интуиция настоящего полицейского, Санкартье. Тебе нечего делать в кабинете.
— Думаешь?
— Уверен.
— Одно могу сказать, — сказал сержант, качая головой, — у тебя с твоим дьяволом проблем будет выше крыши. Поберегись. Многие назовут тебя психом.
— То есть?
— Скажут, что витаешь в облаках, что потерял голову.
— Уже говорят, Санкартье.
— Тогда не щелкай клювом и постарайся всех их «сделать». По моему понятию, тебе повезет, ты башковитый, сообразишь, что делать. Лови своего проклятого демона и, пока не поймаешь, не высовывайся.
Адамберг склонился над поручнями, потрясенный тем, какое облегчение принесли ему слова простодушного коллеги.
— А ты, Санкартье, почему не считаешь меня чокнутым?
— Потому что ты не чокнутый. Нетрудно разобраться. Пойдешь обедать? Уже двенадцать.
Вечером следующего дня, проведенного тоже в компании Санкартье, Адамберг с сожалением расставался с доброжелательным канадцем.
— С кем ты работаешь завтра? — спросил Санкартье, провожая его до машины.
— С Жинеттой Сен-Пре.
— Хорошая девчонка. Можешь быть спокоен.
— Мне будет не хватать тебя, — сказал Адамберг, пожимая ему руку. — Ты оказал мне огромную услугу.
— Да ну?
— Вот тебе и ну. А ты? Кого тебе дают в пару?
— Ну, ту… Напомни ее имя, у нее еще такая масса…
— Масса чего?
— Ну, тела, — смутился Санкартье.
— Понял. Виолетта Ретанкур.
— Прости, что снова об этом говорю, но, когда поймаешь своего чертова мертвяка — даже если это случится через десять лет, — сможешь мне об этом сообщить?
— Тебя это так сильно интересует?
— Да. И ты стал мне другом.
— Тогда скажу. Даже через десять лет.
Адамберг и Данглар ехали в лифте одни. Два дня, проведенные с Добряком Санкартье, смягчили комиссара, он отложил на потом разборки с заместителем.
— Идете куда-нибудь вечером, Данглар? — спросил он нейтральным тоном.
45 
