44 
— Мальчишка не сможет защитить тебя, девка, так же как и полоумный шут, — прошипел управляющий. — Круки здесь ничто, Дайнуолд держит его только для забавы. Что же ты замолчала, шлюха? Ты ведь хотела в чем-то обвинить меня? Оболгать?
— Меня зовут Филиппа де Бошам, и я леди. А ты полное ничтожество.
— Ты такая же леди, как этот дурак — поэт! Ты всего лишь глупая тщеславная потаскуха! — выкрикнул Алайн; внезапно он размахнулся и ударил ее по лицу. Голова Филиппы запрокинулась, на глаза набежали слезы. Пальцы Алайна были испачканы в чернилах, и девушка отрешенно подумала, что управляющий давно не мылся.
— Дешевая дрянь! — Алайн снова занес руку, но тут, к огромному удивлению Филиппы, его кресло покачнулось, затем наклонилось назад и с грохотом опрокинулось — естественно, вместе с управляющим, который к тому же пребольно ударился головой о спинку.
Прижав ладонь к пылающей щеке, Филиппа молча смотрела вниз. Рядом с распростертым на полу Алайном стоял Эдмунд и, скрестив руки на груди, от души хохотал. В огромном зале воцарилась тишина.
Трясясь от ярости, Алайн вскочил на ноги.
— Ты, проклятый маленький придурок! Я изобью тебя до полусмерти! — закричал он и потянулся к мальчику.
В одно мгновение Филиппа подлетела к Эдмунду и загородила его.
— Клянусь, если ты к нему прикоснешься, я убью тебя!!! — побелев от гнева, крикнула она.
Управляющий застыл, глядя на девушку, которая ростом не уступала крупному мужчине и к тому же была сильной. Но все же не такой сильной, чтобы оказать серьезное сопротивление, подумал Алайн. Ее слова — пустой звук, она съежится от страха при первой же угрозе, как и любая другая шлюха. Он изобьет ее, свернет ей шею… Нет, нельзя терять контроль над собой.
— Отойди в сторону, девка! — заорал он. Филиппа не двинулась с места. Алайн замахнулся, но в этот момент за его спиной раздался глухой угрожающий звук. Алайн медленно опустил руку и обернулся. Перед ним стоял Страшила Горкел. Это было самое ужасное зрелище, которое Филиппа видела в своей жизни: испещренное шрамами лицо с выпяченным вперед подбородком и сросшимися над переносицей густыми черными бровями казалось порождением ада, из горла вырывался тот самый рычащий звук — будто хищник предупреждал свою жертву… — Убирайся, ничтожество, — в конце концов произнес Горкел, почти не разжимая губ.
Алайну хотелось крикнуть, чтобы тот сам проваливался в преисподнюю, но он боялся Горкела: этот великан своими ручищами с легкостью мог бы переломить ему позвоночник. Алайн посмотрел на Филиппу, затем на Эдмунда, который по-прежнему стоял подбоченившись и выпятив подбородок. Он еще доберется до этой девки, а затем поквитается с мальчишкой. Управляющий резко развернулся на каблуках и вышел из зала.
Круки, издав боевой клич, разразился громкой песней, слова которой летели в спину разъяренному Алайну:
- До конца своей жизни он останется слугой,
- Которого все будут пинать ногой,
- В следующий раз он побоится,
- Но от гнева хозяина ему не скрыться.
— Спасибо… — тихо произнесла Филиппа, посмотрев на Эдмунда признательным взглядом.
— Он негодяй. Папа, к сожалению, этого не замечает, потому что Алайн всегда ведет себя с ним очень осторожно. Интересно, почему он так невзлюбил тебя, ведь ты всего-навсего девчонка? Ты никогда не делала ему ничего плохого?
— Нет. Честное слово, не знаю, откуда такая злоба.
— Держись от него подальше, я ведь не смогу быть всегда рядом, чтобы тебя защитить.
— Знаю. — Филиппа подняла голову и встретилась взглядом с Горкелом. Она улыбнулась ему, и он кивнул, проворчав что-то себе под нос, потом почесал живот, отвернулся и поплелся на свое место.
В зале снова зазвучали голоса, Круки опять разлегся на полу, Эдмунд набил рот хлебом, а Филиппа, у которой все еще горела щека, села на стул, гадая, что же ей теперь делать.
Следующие три дня она старалась держаться поближе к Горкелу. Казалось, уродливый великан не обращает на нее ни малейшего внимания, но его присутствие заставляло Алайна держаться на расстоянии. Управляющий даже поменял место за столом. Горкел не стал объяснять Филиппе, что ответит головой, если она сбежит из Сент-Эрта, так как перед отъездом Дайнуолд приказал ему не спускать с девушки глаз…
За эти дни Филиппа узнала много нового о замке, перезнакомилась почти со всеми его обитателями, сшила Эдмунду тунику из зеленой шерсти и начала шить другую — для Дайнуолда. Девушка привыкла и к вечно стоящему здесь шуму, так что теперь даже могла определить, какая где кудахчет курица. Один поросенок, по-видимому, решил, что Филиппа — его мать, и повсюду следовал за ней по пятам, вызывая гомерический хохот окружающих. Она назвала поросенка Туппером.
44 
