99 
Мальчик подошел к отцу и остановился — Ты все-таки женился на дылде! — сказал он с улыбкой, которая, казалось, отныне никогда не сойдет с его лица.
Филиппа засмеялась и легонько хлопнула его по плечу:
— Ты, тощий осколок человечка! Подойди и поцелуй меня.
Эдмунд подошел, привстал на цыпочки, обнял ее и, задрав лицо, подставил пухлые губы. Филиппа звонко чмокнула его:
— Не мог бы ты называть меня каким-нибудь более приятным словом?
Эдмунд задумался. К ним подошел Круки, и мальчик спросил его:
— Круки, мне нужно имя, которым я буду называть папину жену.
— Имя? — Шут покосился на хозяина. — Может быть, Морган? Или Мери?
— Заткнись! — взревел Дайнуолд и пихнул Круки, который отработанным движением перекувырнулся через голову и распростерся на земле.
— Пожалуй, — медленно произнес Эдмунд, — я сам попробую придумать имя. Хорошо?
— Просто отлично, — сказала Филиппа и, наклонившись, еще раз поцеловала его. — А теперь, супруг мой, не хочешь ли ты принять участие в свадебном пире?
Угощения столько, что все население Сент-Эрта будет маяться животом еще неделю, со смехом думала Филиппа. Вот откуда их бурная радость за молодых т такое обилие еды и выпивки заставит улыбаться даже самого угрюмого крестьянина. Уж на что кузнец — человек мрачный и замкнутый, но и тот смеялся, набивая рот тушеным зайцем с капустой. Всем было весело.
Всем, кроме хозяина.
Он танцевал с Филиппой, ел жареных каплунов и свинину, которые она подкладывала ему на поднос, но не пытался увести ее в сторонку, чтобы поцеловать или усадить к себе на колени. И это совсем не было похоже на Дайнуолда. Его руке следовало бы лежать у нее на бедре и поглаживать снизу вверх или ласкать ей грудь. Жаль, что она сама робела положить руку ему на ногу, ах, как жаль!
Когда настало время, старая Агнес и другие женщины проводили Филиппу в хозяйскую спальню. Марго расчесала ей волосы; с нее сняли платье и уложили в громадную постель Дайнуолда. Затем с хихиканьем и советами, которые Филиппа нашла интересными, но теперь уже абсолютно ненужными, все удалились.
— Да, — сказала Агнес, обернувшись, — мы скоро пришлем хозяина, если он не настолько пьян, что не может пошевелиться!
— Мы расскажем ему истории, которые укрепят его орудие! — со смехом крикнула Марго. — А то он слишком переполнен элем: как бы ему не потерпеть поражение!
Это будет забавная сцена, подумала девушка.
В спальне горела всего одна свеча. Филиппа лежала обнаженная под тонким одеялом и ждала. Ее рука все еще была забинтована, но рана совсем не болела. Она ждала, когда ее муж придет к ней. Ей не терпелось ощутить его крепкие руки, губы, почувствовать, как он входит в нее, наполняя ее тело неистовым желанием. Она отчаянно хотела обнять его. Она любила Дайнуолда и была готова отдать ему всю себя и все, что имела, — пусть это не богатое приданое, а всего лишь ее любовь и доброе отношение к нему, его сыну и его замку.
Время шло. Свеча оплывала. Наконец Филиппа заснула, свернувшись калачиком и подложив руки под щеку…
Дверь с треском распахнулась, и Филиппа мгновенно открыла глаза и села на кровати. Ее новоиспеченный супруг стоял в дверях, держа в правой руке свечу. Он хмуро смотрел на девушку, явно чем-то расстроенный.
Дайнуолд вошел в спальню, захлопнул пяткой дверь, прошел через комнату и остановился возле кровати. Под его пристальным взглядом Филиппа натянула одеяло да самого подбородка.
— Женщины вдоволь повеселились, когда рассказывали мне о твоем красивом, жаждущем любви теле. Теперь, когда я продался в рабство и все, чем я владею, — твое, думаю, что могу воспользоваться кое-какими своими правами, — запинаясь, проговорил Дайнуолд, медленно снимая с себя одежду.
Филиппа смотрела на мужа, понимая, что он пьян. Она не боялась его, но почему-то спросила:
— Ты сделаешь мне больно?
Дайнуолд вздрогнул. Он был уже совсем нагой и стоял, слегка расставив для устойчивости ноги и подбоченившись.
— Сделаю тебе больно, девка?
— Я не девка! Я твоя жена, Филиппа де Фортенберри, и…
— Да я хорошо это знаю… слишком хорошо. Ложись, закрой рот и раздвинь ноги. Я хочу взять тебя, а если буду ждать, пока ты наговоришься, то сомневаюсь, что до этого дойдет дело. Нет, я не сделаю тебе больно, если ты будешь меня слушаться.
Она довольно долго лежала не двигаясь и наконец тихо сказала:
— Ты говорил, что доставишь мне удовольствие.
99 
