«Жаль», — подумал он, как только эти неосторожные слова сорвались с языка. Алек с удивлением сообразил, что хочет покончить с ее девственностью раз и навсегда, хочет войти в нее, почувствовать, как она сжимает и стискивает его, увидеть, как наполняются удивлением и восторгом ее глаза, когда он станет вонзаться глубже, еще глубже… а потом внезапно выйдет… хотел ощутить ее дрожь, слышать тихие крики, когда прикоснется к ней ртом… пальцами…
— Изнасиловать? Что это означает?
— А… что я войду в вас. Мужчине необходимо время, чтобы восстановить силы, так же, как и дух, время, чтобы…
— Не хочу, чтобы вы делали это.
— Что делал? Говорите же яснее!
— Дотрагивались до меня. Хочу домой.
— Вы совсем навеселе, того и гляди свалитесь в реку на обратном пути. Нет, останетесь здесь и прекрасно проведете время. Но помните, Джинни, это наказание за отвратительное бесстыдное поведение.
— То, что вы собираетесь делать, куда более отвратительно, и я этого не потерплю. Ни за что!
Алек сжал ее плечи еще сильнее и, наклонив голову, поцеловал Джинни в стиснутые губы, нежно, легко. Она пыталась увернуться, но Алек оказался слишком силен. Он целовал и целовал ее и сам не мог поверить тому, что чувствует. В самом начале он едва не отстранился, но не сумел. Алек целовал многих женщин, как сейчас Джинни, только теперь не мог оторваться. Он желал продолжать до самого смертного часа, до конца жизни, и это пугало его, но Алек не останавливался. И не собирался останавливаться.
Когда Алек наконец поднял голову и взглянул на нее, стало ясно, что Джинни так же потрясена, как и он. Глаза — удивленные, затуманенные, из горла вырвался тихий, невнятный звук, но Алек все понял и снова поцеловал ее.
В следующую минуту, она начала колотить его кулачками по плечам, не особенно больно, лишь затем, чтобы привлечь внимание.
— Хочу домой.
— Вы никуда не пойдете, так что лежите смирно. Признайтесь, что вам так же понравилось целоваться, как и мне. Что это с вами стряслось? Я только хочу доставить вам еще более острое наслаждение.
— Я не буду вашей шлюхой.
— Конечно, не будете. У вас для этого нет ни умения, ни таланта. Любой содержательнице борделя достаточно взглянуть на вас, чтобы тут же отказать в приеме. Когда я закончу просвещать вас, мистер Юджин, вы еще долго будете изумляться тому, что не выносили мужчин, настолько собственная женственность восхитит вас. Возможно, вы даже сожжете все мужские панталоны…
— И начну умолять вас сделать меня своей любовницей, взять, как вы берете всех этих развратных женщин? Ненавижу, ненавижу вас, Алек Каррик! Высокомерный, жестокий…
— По крайней мере я не слежу за людьми, не подглядываю за ними в самые интимные моменты, не лазаю по деревьям под чужими окнами! Довольно!
Теперь Алек рассердился по-настоящему, и на этот раз поцелуй был почти грубым, требовательным. Он насильно раздвинул ее губы и пробормотал, почти не отнимая рта:
— Попробуйте только укусить меня, и сильно пожалеете, дорогая.
Но по правде говоря, прикосновения его языка действовали на Джинни так опьяняюще, что ей и в голову бы не пришло пытаться укусить его. И теперь, когда ей напомнили о столь эффективном способе обороны, необходимо было защитить свои честь и достоинство. Она сжала зубы. Сильно.
Алек дернулся, наливаясь краской гнева и желания: такого странного смешения чувств он никогда не испытывал раньше.
— Ах, Джинни, я сделаю так, что вы сильно пожалеете о содеянном.
— Алек, я хочу домой.
— Лучше лежите смирно, или кончите тем, что окажетесь дома в разодранном в клочья мужском костюме. Он спокойно начал расстегивать ее рубашку.
— Нет!
— Я свяжу вас, если понадобится, Джинни, и силой волью вам в глотку целый стакан бренди.
— Нет, не посмеете, я не позволю вам, исцарапаю лицо…
Алек стащил с себя галстук, сжал ее запястья и, замотав их, поднял ее руки над головой.
— Нет!
Он привязал один конец к спинке койки.
— Ну вот, хватит споров и криков. Наказание и урок. Вы и выиграли и проиграли, Джинни. Думайте об этом именно так. И еще думайте о том, что право мужчины — одолеть женщину. Думайте о том, как я заставлю вас покориться, заставлю вас захотеть испытать в моих объятиях страсть, еще и еще, много раз. Думайте обо всем этом, пока я прикладываю все усилия, чтобы вы остались совсем голой, как в тот день, когда родились на свет в Балтиморе.