— А где болит?
— Живот весь, как углем горящим засыпан.
— Ну-ка, постой… — Олег вернул кружку обратно на полотенце, присел перед женщиной, протянул руку.
— Не смей! — отпихнула ведуна княгиня. — Вон, с девками незамужними балуй, а меня не трожь!
— Как же? — не понял Середин. — Я же как лекарь!
— Вот как знахарь и лечи! А руками чужую жену не лапай!
— Вот те… Ква! — в сердцах высказался ведун. — Как же я болезнь определю, если не осмотрю, не прощупаю?
— Я те дам, посмотрю… — Женщина закрутила головой, что-то ища, но, на серединское счастье, ничего подходящего не обнаружила.
— До руки хоть дотронуться можно?
— До руки ладно… — смилостивилась больная, выложив на подлокотник украшенные перстнями пальцы.
Олег опустился рядом на колени, положил свою ладонь сверху, опустил голову и закрыл глаза…
«Невозможно налить родниковой воды в чашу, полную кваса, — нередко говаривал Ворон. — Чтобы набрать воды, вначале нужно вылить квас. Так и с душой. Если хочешь полноценно ощущать окружающий мир, сперва нужно очистить душу. Ни о чем не вспоминать, не думать, не гадать. Нужно стать ничем — и просто впустить мир в себя».
Именно так он и поступил: перестал гадать о своем будущем, о будущем всех тех, с кем успел познакомиться в этом мире, о способах лечения этой, еще не старой с виду, женщины и о том, сможет ли вещий Аскорун дать ответ на вопрос излишне действенного заклинания. Просто ни о чем не думать — не поддерживать своим вниманием влетающие непонятно откуда в сферу сознания мысли и даже не провожать их взглядом, когда они начинают обиженно таять в тоскливом одиночестве.
Сознание ведуна наполнилось пустотой — и в нее, в эту пустоту, стала вливаться энергетика существа, оказавшегося с ним в плотном контакте, а потому невольно переплетшего с Олегом свою ауру. Он испытал страх, зябкость, острую жалость к себе из-за расставания с дочерью и сильнейшую боль, которая, словно прачка мокрое белье, скручивала внутренности.
Серегин часто задышал от боли, но, вовремя спохватившись, что она чужая, отстранился. Колоть стало меньше. Он отстранился еще, и еще — от источника страданий остался только маленький огонек, который затаился в животе, всего лишь небольшая точка. Нет, не точка — источник болезни чуть вытянут… Он совсем маленький. И это не желудок, это чуть ниже…
— Поджелудочная железа! — Ведун резко отпустил руку женщины, вскочил, прошелся вдоль каменных зубцов, восстанавливая дыхание… Да, еще два-три таких сеанса, и чужие болячки начнут застревать в его энергетике, а потом и в организме…
— Ладно, пустое, — тряхнул головой Олег. Итак, что он знал о поджелудочной железе? Ее иногда удаляют. Значит, болезнь не смертельна. Железа выделяет инсулин, как-то участвует в пищеварении. Выделяет что-то, расщепляющее жиры, и еще что-то… Скорее всего, княгиня просто наугощалась на многодневном пиру всякими вкусностями выше меры. Плюс стресс из-за отъезда дочери, нервы. Вот железа и надорвалась. Скорее всего, железе достаточно просто отдохнуть.
Он поднял с полотенца кружку и выпил до дна. Потом повернулся к Беремире:
— А тебе, княгиня, извини, этого нельзя. Сегодня вообще ничего есть и пить нельзя, кроме кипяченой воды. И завтра, если силы воли хватит, нужно воздержаться. Примерно дней пять есть только черствый хлеб и воду. А еще лучше — сухарики ржаные, и водой запивать. Во-от… А в дальнейшем воздерживаться от жирной пищи. То есть зайчатину можно есть, сколько в живот влезет, а вот всякого рода солонину, гусятину, свинину или, упаси боги, сало — ни в коем случае. И проживешь ты тогда еще лет тридцать, пока совета моего не забудешь. Потерпи пару часиков. Я уверен, что боль отпустит и больше не вернется.
Олег налил еще кружку, выпил, потом собрал полотенце за уголки, взял кувшин:
— А это я от соблазна приберу…
Внизу особого веселья не наблюдалось. Нет, разумеется, гости свадьбу праздновали: рассевшись на лавки за собранными в единое целое столами, они отъедались цаплями и осетриной, гусями и пирогами, персиками и капустой. Играла музыка — какие-то скоморохи в бело-красных домино создавали шумовой фон, играя на свирелях и столь любимых шотландцами волынках. Знаменитых балалаек и гуслей не виднелось и в помине.
Пройдя к дальнему от князя краю стола, Олег втиснулся на свободное место, взял с ближайшего подноса крупную сочную грушу — больше всего ему хотелось пить, а ничего безалкогольного ведун на столе не наблюдал. Минутой спустя появился служка, поставил перед ним полный вина ковш. Середин поймал на себе взгляд здешнего правителя и, смирившись с неизбежным, поднял его, кивнув Олесю Руслановичу: