72 
— За здоровье молодых!
Многие тоже схватились за ковши и кружки, но особого ажиотажа его тост не вызвал. По всей видимости, выкрики «горько» и тосты здешним свадебным обычаем не предусматривались. Молодых, кстати, за столом видно не было. Похоже, что-то важное в празднике уже произошло. Олег мысленно пожал плечами, потянулся за гусем, отрезал себе ножом кусочек грудки, подкрепился. Затем обратил свое внимание на севрюгу. Слуга снова поднес полный ковш. Олег покосился во главу стола — князь куда-то пропал — и пить не стал. С такими праздниками и спиться недолго. А если его начнут дергать с разными просьбами — лучше оставаться трезвым.
Спустя примерно полчаса все тот же слуга положил перед Олегом на стол тяжело звякнувший кошель.
— Это еще что? — приподнял ведун брови.
— Князь велел передать.
— Забери! — потребовал Середин. — Забери немедленно! Отнеси назад.
— Но князь…
— Забери!
Слуга вздохнул, забрал деньги, ушел, но быстро вернулся:
— Олесь Русланович к себе тебя требует, ведун.
— Ох, не дадут поесть спокойно, — поднялся Середин.
Князь встретил его у входа на лестницу, гневно играя скулами:
— Слуга молвил, золотом ты моим брезгуешь, ведун.
— Я не привык брать деньги, не зная, за что они плачены, княже, — твердо ответил Олег.
— Беремиру отпустило, ведун. Она сказала, что ты обещал ей тридцать лет жизни, если она не станет есть свинину.
— Не станет есть жирного, князь, — поправил Олег.
— Вот видишь. Ты ее вылечил, ведун. За то и награда. Или тебе мало?
— Мне много, князь, — покачал головой Середин. — Я не лекарь, я воин. Я не хочу и не должен брать денег за лечение.
— Но ведь ты ее вылечил!
— Это случайность.
— Но вылечил!
— Я не хочу, княже, чтобы кто-то рассчитывал на мое знахарское мастерство, — улыбнулся ведун. — Поэтому не стану брать золота за умение, которого нет, и не стану никого лечить. Я воин. Если тебе станет досаждать оборотень или василиск — зови. А лечат пусть лекари, княже…
— Зело странен ты, ведун, — прищурился князь. — Доселе волхвы токмо просили у меня лишних подарков, но никогда не отказывались от даренного.
— Но я не волхв, княже.
— Я запомню твои слова, ведун. Зла на тебя более не держу. Ступай.
Олесь Русланович кивнул ратникам, которые, как оказалось, маячили чуть в стороне, направился к пиршественному столу.
— Да тебя ныне и не узнать, Олег, — в самое ухо прошептала Верея. — Никак, ты с князем повздорил?
— Да кто я такой, чтобы с правителем Белозерского княжества спорить? — повернулся к ней Середин. — Так, нищий бездомный бродяга. А тебя тоже — не узнать.
На этот раз девушка была в тяжелом парчовом платье, украшенном множеством драгоценных камней. В таком наряде уже не побегаешь, на качелях не покачаешься.
— Сегодня день такой, — пожала она плечами. — Скучный. И завтра такой же будет. А послезавтра и вовсе прощание с плакальщиками. И страшно жарко. Пойдем, ты поможешь мне раздеться.
* * *
В следующий раз Олесь Русланович пригласил к себе Середина только на третий день, незадолго до полудня. Верея, вновь облачившись в парчу, отправилась, как она выразилась, «смотреть на сопли и принимать невесту». Олег, которому с каждой ночью хотелось спать все сильнее и сильнее, зарылся в шкуры, но не успел он сомкнуть глаз, как кто-то затряс его за плечо:
— Вставай, ведун. Князь тебя ищет.
— Зачем? — высунул нос из-под теплого овечьего меха Середин и увидел над собой горбуна. — Это ты, Ослабля?
— Олесь Русланович не сказывает мне, зачем ему кто-либо нужен, ведун. Просто велит разыскать.
Олег раздраженно сплюнул и стал натягивать жаркие войлочные шаровары.
Парадный зал замка больше всего походил на подвал старинного купеческого дома: толстые стены, высокие своды, неизменная прохлада, от которой одетый в одну шелковую рубашку ведун недовольно поежился. В таких местах во времена социализма обычно делали овощные склады, но здесь, в зловещем полумраке, пахло не сухой картошкой и морковной ботвой, а пчелиным воском и горячей копотью факелов. Вдоль стен толпились бородатые бояре в темных шубах, и только молодые придворные позволяли себе обходиться плотно облегающей тело ферязью, едва доходящей до колен. Впрочем, по цене украшенные самоцветами и мехами кафтаны вряд ли сильно уступали шубам.
72 
