52 
— По закону Архимеда после сытного обеда полагается поспать…
— Ты здесь, мудрый Лютобор?
— Похоже, прием еще не окончился… — приподнял голову Зверев. — Тебе чего, милая?
— Ты мужа вернуть можешь, чародей? Ушел, негодяй, к Матрене на хутор, детей забыл, ко мне не заходит. Видать, заворожила его, проклятущая…
— Нужно взять одну из ношеных мужниных рубах, — зевнув, ответил князь. — Рубашку вывернуть наизнанку, повесить на вбитый в косяк гвоздь и на протяжении трех ночей, проходя мимо перед сном или по иным делам, ей наговаривать: «Твой дом, твой порог, твоя постель, твоя жена». По прошествии трех дней рубашку снять с гвоздя и сделать так, чтобы муж ее надел. Тогда вернется. Домой его потянет со страшной силой.
— Как же я так сделаю, Лютобор? Он же не заходит.
— А ты передай с кем-нибудь. Скажи, пусть забирает свое тряпье, тебе оно без надобности.
— Благодарствую, чародей. Попробую.
Эта гостья, похоже, приходила без подарков. Ну и ладно. Грех на брошенную бабу обижаться.
Опять на ступенях послышались шаги, и Андрей вздохнул:
— А тебе чего надобно, красавица?
— Да я это, отрок, домой возвернулся. Глянуть захотел, кто тут командует.
— Лютобор?! — Зверев встрепенулся, споро выбрался из ямы. — А я тут… Я…
— Вижу, чадо, — спустился по лестнице чародей. — Прими корзину со спины. — Избавившись от груза, древний волхв припал к горлышку кувшина, залпом выпил почти всю воду. — Ладно, молодец. Вижу, не забыл моих уроков. Стало быть, не зря я старался.
— А доходный у тебя бизнес, мудрый Лютобор, — пошутил Зверев. — Думаю, надо мне еще заклинаний поучить. Не прогонишь?
— Ладно врать-то, чадо. Нечто я не понимаю, отчего ты за четыре дня до полнолуния примчался? Опять в выдуманную страну свою попасть попытаешься.
— Она не выдуманная! Это наше будущее!
— Ай, — просто отмахнулся колдун. — Нечто я истины не знаю? Зеркало Велеса никогда не лжет.
— Не хочешь, не верь. — Андрей тоже не рвался затевать бесполезные споры. — Но ведь четыре дня у нас с тобой имеется? Так я здесь, мудрый волхв. Готов зубрить твои уроки.
* * *
Полнолуние пришлось на канун дня святого Прокопия,[6] месяца грозовика. Как он назывался по-церковному, Зверев сказать не мог — давно уже запутался. Главное — лето на дворе, тепло, небо ясное, все звездочки одна к одной сверкают. Луна же выросла до размеров солнца и светила если не так же ярко, то вполне достаточно, чтобы все в округе было видно до последней черточки от горизонта до горизонта.
— Нас ведь увидят, Лютобор, — присев на края алтарного камня, оглянулся на усадьбу Андрей. — Мы тут, на высоте, как на ладони.
— Желаешь отложить? — Волхв провел рукой над сложенным за камнем хворостом, и тот моментально вспыхнул.
— Вот черт! А этому фокусу ты меня не учил.
— Я тебя еще многому не учил… Так ты наконец передумал, чадо?
— Ждать целый месяц нового полнолуния? — Зверев бросил взгляд на усадьбу, где возле терема прохаживался ночной дозорный, на склоны холма, по которым, вспыхивая синими и зелеными огоньками, копошились какие-то луговые и лешие, поблескивали влажными волосами навки. — Ерунда. Узнать меня на таком расстоянии никто не сможет, а других гостей вокруг хватает. Вся округа знает, что Сешковская гора нечистью облюбована. Подумают, очередная нежить балует, и все. Так что давай, мудрый кудесник, отправляй меня домой. В гостях хорошо, а дома лучше.
— Упрям ты дюже, отрок, — вздохнул старый колдун. — Ну да дело твое. Я слова данного нарушать не стану. Ложись, начнем обряд.
— Только раздеваться я не стану! Помнишь, что ты мне обещал? Больше никаких перемещений души, только тело. Надоело, что меня постоянно убивают.
— Я все помню, чадо. Ложись. Попытаюсь вернуть тебя в будущее вместе с плотью.
Андрей бросил прощальный взгляд на ночное озеро в форме креста, на усадьбу, подсвеченную тремя факелами, поправил саблю, чтобы легла вдоль тела, и вытянулся на алтаре. В этот раз на нем была отороченная горностаем ферязь со скромной золотой вышивкой на груди, сиреневая атласная рубаха, шерстяные черные штаны и синие сафьяновые сапоги — так что холода от камня он почти не ощущал. Отросшие в трауре волосы часто падали на глаза, и Зверев прихватил их. простой кожаной тесемкой. Он сделал несколько глубоких вдохов, закрыл глаза и прошептал:
— Я готов.
52 
