2 
— Долго еще нам тут париться мастер? — поинтересовалась Юля, приспустив большие темные очки. — У меня скоро нос облезет.
— Сейчас едем, — Росин бегло оглядел остальных ополченцев. Похоже, собрались все. Три десятка человек, из которых только несколько незнакомых лиц. Как обычно, кто-то прихватил друзей, кто-то жену-детей, кто-то подружку. В глаза бросилась яркая блондинка в коротком ярко-алом платье, но расспрашивать, кто она и откуда, Костя не стал. — Лекарь здесь?
— Юшкин, что ли? Здесь, — кивнула Юля, — за мороженым побежал. Вон его котомка лежит.
Лепистрада Юшкина, в миру участкового врача, по вполне понятной причине все называли по фамилии. За что родители наградили своего сына таким именем, и каково с ним жить, Росин не знал — лекарь не любил разговоров на эту тему. Железа Юшкин тоже не любил, ограничиваясь в тренировках только рукопашным боем, а в одежде — жутко напоминающим выцветшую буденовку суконным куколем, обычной косухой, с которой спорол молнию, застежки в виде кнопок и прочие атрибуты современности, заменив их пуговицами и большой фибулой на плече. Зато он имел врачебный диплом и хорошие навыки в оказании первой помощи.
— Внимание, слушайте сюда! — у мастера появилось нездоровое желание постучать мечом по щиту, чтобы перекрыть гомон ополченцев, но, увы, оружие было хорошо спрятано. — Берем билеты до четвертой зоны. Кировский поезд, остановка «Станция Келыма». Это первая стоянка сразу за Невой. Электричка отправляется через пятнадцать минут. Всем понятно?! Тогда встречаемся в пятом вагоне.
Уже в поезде ополченцы начали потихоньку облачаться в доспехи. Не по-настоящему, а так, для показухи, поверх обычной одежды — не догола же в общем вагоне раздеваться! Прочие пассажиры, видя как их соседи застегивают кирасы, вешают себе на ремни длинные ножи, затыкают за пояс топорики, проверяют остроту широких обоюдоострых мечей, надевают шеломы и мисюрки, предпочли потихоньку перебраться в соседние вагоны. Росин тоже извлек из рюкзака свой куяк и надел его через голову прямо поверх рубашки.
Бронь он изготовил сам: попросил ребят из лаборатории Опытного завода нарезать пластин из нержавейки, после чего нашил их на жилетку из тонкого брезента так, чтобы верхние пластины ложились внахлест на нижние. При толщине пластин в полтора миллиметра куяк хорошо держал скользящие удары, мог остановить пущенную издалека стрелу, вынести несильный тычок мечом или копьем. Увы, наплечники оказались коротковаты, и между наручнями и верхними пластинами оставалось сантиметров двадцать незащищенной руки. Зато переливалась нержавейка так, словно доспех был изготовлен не из металла, а из маленьких зеркал.
На платформу дружина Черного Шатуна вышла сверкая шлемами и шишаками, кольчугами и пластинчатыми рубахами. «И бо видете страшно в голых доспехах, яко вода солнцу светло сияющу», как описывала это зрелище Ааврентьевская летопись. Правда, большинство ополченцев металлические доспехи «не тянули», и обходилось обычными стеганками — кожаными или просто суконными куртками, под подкладку которых плотно набивалась вата или волос, после чего одежка многократно прошивалась суровой ниткой или проволокой. В бою такая «тряпичная броня» защищала ненамного хуже металлического, но вот внешний вид у нее — не тот, не тот. Поэтому в парадном строю «суконщиков» прятали внутрь или в задние ряды, чтобы дружина выглядела могучей и устрашающей.
Колонной по три отряд Черного Шатуна спустился по ступенькам на узкую пыльную дорожку, еще носящую следы былого асфальта, прошел вдоль высоких металлических оград, защищающих зеленые от морковной ботвы и разлапистых капустных кочаном огороды, свернул к пионерскому лагерю. Точнее, бывшему пионерскому лагерю — а ныне ведомственному, Октябрьской железной дороги.
У богатых свои причуды: территорию лагеря огораживала трехметровая решетка из прутьев сантиметровой толщины, выполненных в виде остроконечных пик. Вдалеке, за футбольным полем и широкой полосой из высоких, вековых лип белели трехэтажные кирпичные корпуса.
— Еще, еще идут! — послышался звонкий крик и к прутьям моментально прилипло полсотни мальчишек и девчонок возрастом от восьми до четырнадцати лет. — Дядь, дай меч подержать! Дядь, дядь, а пулеметом ваши латы пробить можно? Дядь, а вы за белых или за красных?
Ратники спокойно двигались дальше, хорошо зная по опыту — начнешь такой мальчишеской ватаге отвечать, только на глупые насмешки нарвешься. Друзья и знакомые поехавшие вместе с отрядом, шли немного позади, образуя нестройную толпу, «обоз» — как иногда в шутку называли их дружинники. Девушка в алом платье тут же привлекла внимание пацанов и они восторженно загомонили:
2 
