Последние отзывы

  8  

Гость запнулся, словно ожидая ответа, и Андрей согласно кивнул.

— А в землях наших беда одна общая, княже, — горестно вздохнул старик. — Слишком близко мы с порубежьем живем. Да еще аккурат на тракте от Режицы^[2] на Луки Великие поместья наши лежат. Что ни свара с Литвой али с орденом — аккурат через нас рати на Русь прокатываются. Просто беда. Земля — она ведь не кошель, ее к Новагороду али к Вологде не унесешь.

Зверев снова кивнул, пока не понимая, к чему клонит гость.

— Вот и мыслю я, — ласково, двумя руками погладил свой кубок Юрий Семенович. — Коли земли наши никуда убрать нельзя — так, может, нам тогда порубежье от поместий отодвинуть? Помысли, княже, сколь многих достатков от сего у нас появится! Коли порубежье окажется далече, то смерды новые у нас куда охотнее селиться станут, старые уезжать не захотят. Разору меньше будет — то любой поймет сразу. А коли так, то и цена поместьям враз подрастет немало. Может статься, и вдвое вырастет, и втрое.

Андрей молчал, с трудом переваривая услышанное, а Друцкий наклонился вперед и шепотом, заговорщицки продолжил:

— Мало того, что нынешние земли подорожают. Мы ведь у иных бояр окрестных кое-что сейчас прикупить можем, а опосля продать втрое. Епископы и рыцари добро свое спускают, а мы подобрать можем задешево. У меня на примете у Владимиреца, у Ругодива, у Колываня^[3] угодья продажные имеются. Что они ныне? Мусор никчемный, дешевка, хлам. Но коли Лифляндия русской окраиной станет, то и цена земле прибалтийской сам-пять подскочит. Русь — это ведь закон, порядок, покой, защита от бесчинств всяческих. От земли в пределах русских ни один хозяин али дворянин не откажется.

— Доходная получится сделка, — почесал в затылке Зверев. — Вот только как они окажутся этой самой «окраиной»? Нечто прибалтам опять в состав России захотелось?

— Как обычно, — повел бровью князь Друцкий. — Прийти туда надобно и занять.

— Чем занять? — все еще не понимал Андрей. — У меня всего семь десятков бойцов ныне в строю, у тебя, ведаю, вдвое больше наберется. Двести пятьдесят ратников. Ну, три сотни можно наскрести. Что такое три сотни даже для крохотного Дерптского епископства? Растворятся в просторе, никто и не заметит!

— Значит, надобно не нам вдвоем Лифляндию воевать, — невозмутимо согласился Юрий Семенович. — Надобно взор государев в сию сторону обратить.

— Ничего себе, — присвистнул Зверев. — Так ты, дядюшка, решил войну России и Ливонского ордена начать?

— Какая война, помилуй? — небрежно отмахнулся старик. — Нет боле никакого ордена. Сгинул, растворился, бледная тень былых героев токмо и осталась. Никто от Ругодива до Виндавы^[4] и пальцем не шевельнет, дабы чужаков остановить. Нет ныне в них духа воинского, выродился, ровно в старых евнухах. Верно тебе сказываю, Андрей Васильевич, нынешним летом токмо к родичам плавал.

— Кровь детей боярских лить за наш с тобой прибыток, дядюшка? А хорошо ли это будет? Как Господу на Страшном суде о сем грехе рассказывать станем.

— О том и скажем, что ради славы государя нашего и имени русского старались, — моментально ответил гость, явно готовый к этому вопросу. — Рази не славно получится Руси нашей новыми землями прирасти? Нам с тобой прибыток малый получится, царству Московскому — куда как изряднее. Точно я тебе говорю, не сомневайся. Страны лифляндские ныне гнилому яблоку подобны. Сами в руки упадут, коли кто ладони подставить догадается. Не будет там крови никакой, вот те крест! — размашисто осенил себя знамением Юрий Семенович. — Оттого я и беспокоюсь, что каждый день ныне на счету. А ну, ляхи али шведы о том же пронюхают? Тогда уж не нам, а им вся добыча, все земли и люди достанутся. О сем варианте ты, Андрей Васильевич, не думаешь? Брать нужно Лифляндию, забирать в казну ныне же!

Зверев молчал, забыв о вине и мясе, в голове стремительно проскакивали мысли, сталкиваясь, путаясь и противореча друг другу. С одной стороны — в войне он ничего хорошего не видел, с другой — школьный курс о деяниях Петра Великого настойчиво напоминал о важности выхода России к Балтийскому морю, обретения портов в Прибалтике, открытии новых торговых путей. С третьей — он понимал, что кровь прольется, не бывает побед без крови. С четвертой — дарить Прибалтику Польше или Швеции было действительно глупо, новые земли вполне могли окупить принесенные жертвы. С пятой… С пятой стороны он не понимал, почему со своей идеей князь Друцкий отправился не в Кремль, в царские палаты, а к нему, полузабытому отшельнику, на далекую дикую окраину?

  8