— Ведьмин гриб сил больше отнимает, нежели дает. Пустым весельем смертного радует, к легкому счастью приучает. Раз поешь — снова и снова хочется. Не давай ей этот гриб собирать, за год до смерти высохнет. Она его опять нашла.
«У Урсулы глаза ведь разные, синий и зеленый», — внезапно вспомнил ведун и… проснулся.
В поставленной у огня торбе булькала вода. Лошади, невесть откуда набравшись сил, бегали друг за другом и брыкались, падали на спину и трясли тонкими ногами, покусывали друг друга за шею и круп. Роксалана вертелась, раскинув руки и почему-то не теряя равновесия, что-то напевала и время от времени даже прыгала через огонь, ловко продолжая кружение. Меховые одеяния были, естественно, скинуты, и только на ступнях оставались поршни, похожие на вывернутые шапки-ушанки.
Поколебавшись пару секунд, Олег зачерпнул пару гостей снега, кинул в кипяток, потом потрусил к скакунам: спутница никуда прятаться, вроде, не собиралась, а вот бегать по чащобе за одуревшими лошадьми ему больше не хотелось. Посему он торопливо взнуздал трех коней, пока они кувыркались, одного поймал уже между осинами, куда тот ломился с таким треском, словно пробивал бревенчатую стену. За последним пришлось-таки пробежаться. Метров сто. Потом прямо перед ведуном возникла темная фигура, и в голове взорвалась красочная петарда.
* * *
Когда Олег пришел в себя, его еще били. Пятеро мужиков, стоя широким полукругом и устало пыхтя, пинали ведуна ногами. Было совсем небольно: обувка на них была меховая, сам путник тоже оставался в трофейном налатнике.
— Вы чего, братки? — попытался встать Середин.
И зря: неизвестные зарычали, принялись пинать его усерднее. Иногда даже весьма ощутимо.
— Я тебе покажу, как капканы разорять, кулой безродный! Я тебя отучу чужое воровать… — визгливо выкрикнул один из неизвестных и ударил чем-то в плечо. Чем-то по-настоящему твердым и тяжелым. Теперь стало больно, ведун вскрикнул. От второго удара возникло ощущение, что спина чуть ниже лопаток проломилась до живота, третий пришелся в голову, и Олег снова провалился в блаженную темноту.
* * *
Очнулся ведун, когда его скинули с лошади, — Олег шмякнулся на что-то влажное, чавкающее, невольно застонал. Его опять попинали, но почти сразу попали по голове, и в третий раз сознание вернулось только в порубе — низком срубе, наполовину врытом в землю, с накатанным из толстых жердин потолком и таким же полом. Окон для пленника предусмотрено не было — свет попадал внутрь через многочисленные щели в верхней, выпирающей над землей части сруба. По стенам плелись белесые жилки изморози, под самым потолком тянулись частые балки с веревочными петлями. В первый миг ведун подумал — чтобы вздергивать пленников на дыбу, распинать, подвешивать. Потом сообразил, что для такого маленького узилища петель слишком много. И вешали на балках, скорее всего, не людей, а туши забитого скота или мешки с припасами.
— Зима позади, — пробормотал Олег, пытаясь встать. — Похоже, все уже подъели. Вот и воспользовались пустым погребом, чтобы воришку запереть. Интересно, чего им от меня надо?
В том, что повязали его за разорение чужих охотничьих ловушек, Олег не сомневался. За такую выходку в нынешние времена запросто могли и повесить. Могли просто избить. Однако и в первом, и во втором случае кара свершилась бы на месте, без проволочек. Зачем тратить силы на судопроизводство, на публичную казнь, если и так все ясно? Сажать преступников в тюрьму дураков нет — их ведь там кормить нужно. И охранять. И жилье для них особое делать. А пользы от зэка — никакой. В общем — глупость.
— И чего я тут тогда делаю? В рабство, что ли, продать хотят? В последний раз это кончилось очень плохо. Для моих хозяев. Проклятые ведьмины грибы. Если бы не они, фиг бы ко мне хоть один охотник смог подкрасться. Устал я за психованными лошадьми и девкой гоняться, расслабился. Ну, да ничего, будет и на нашей улице праздник… — Ведун не без труда поднялся, повернулся к освещенной стене, собрался было слизнуть изморозь, как вдруг понял, что это не влага. На древесине выкристаллизовалась селитра, «китайский снег». Основной компонент черного пороха, между прочим. Вот только ни пить, ни есть его было нельзя. Олег вздохнул, опустился обратно на жерди. — Эх, сюда бы еще и угля березового да серы немножко. Я бы такой «бум» устроил, за километр бы обходили.
Однако угля под рукой не оказалось. Имелись только покой и тишина.