142 
— Ыы-ы!.. — застонала Соня и ткнулась лицом в земляной пол. Из многочисленных порезов хлынула кровь, так что уже через несколько секунд она выглядела так, словно ее окунули головой в красную краску.
Я прислушался.
Снаружи — ничего.
Тогда я наклонился и перевернул Соню на спину. Выглядела она скверно, но я знал, что большинство ран — поверхностные, жизни они не угрожают. Соню начало трясти, как во время эпилептического припадка; она то приходила в себя, то снова отключалась. Ее лицо все еще было утыкано стеклом, но самые крупные осколки уже вывалились. Она не кричала и вообще не издавала ни звука, но я знал, что это продлится не слишком долго.
На мгновение я растерялся, не зная, что делать. Связать ее? Заткнуть рот? Использовать веревку, которой привязывали к столбам меня? Или лучше с помощью куска стекла нарезать из ее одежды полос, связать ей руки за спиной и...
Я слишком долго колебался.
Соня очнулась и громко застонала; поднесла к лицу дрожащие руки и попыталась выдернуть несколько осколков, но только сильнее размазала кровь.
Это был настоящий кошмар, и я понял, что должен положить ему конец. Схватив уцелевшее горлышко бутылки, я попытался вонзить острый край в самое уязвимое место у нее на шее. Стекло с треском вспороло кожу, и я удовлетворенно кивнул, но мое оружие оказалось недостаточно острым. Несколько мгновений я тупо водил стеклом взад и вперед, стараясь перепилить или порвать сонную артерию, но у меня ничего не получалось.
Чертыхнувшись, я отшвырнул горлышко бутылки и торопливо нашарил на полу осколок, который показался мне достаточно острым. Схватил Соню за волосы, запрокинул ей голову назад и чиркнул стеклом по горлу, прежде чем она успела издать первый вопль. На этот раз у меня все получилось. Ярко-алая кровь из перерезанной артерии фонтаном ударила в потолок, и я машинально оттолкнул тело, чтобы не испачкаться.
Осторожно выглянув из коптильни и убедившись, что вокруг все спокойно, я вернулся к Соне. Меньше чем через полминуты все было кончено.
Слава богу!..
Но расслабляться было рано: чтобы остаться в живых, нужно было действовать, и действовать решительно.
Перешагнув через Соню, я подковылял к Питеру и сдернул с его головы повязку, закрывавшую глаза.
— Кто? Что?! — спросил он, испуганно моргая.
Перебирая в ладони ключи, упавшие с Сониного подноса, я обнаружил один, похожий на ключ от висячего замка. Взявшись за цепь, которой Питер был прикован к столбу, я вставил ключ в замок. Ключ повернулся, и дужка замка открылась.
Ни объятий, ни благодарности, ни даже вздоха облегчения от Питера я так и не дождался. Парнишка как зачарованный уставился на шею Сони, напоминавшую теперь отходы с бойни — сплошной клубок разорванных мышц и сухожилий. Лужа крови была такая большая, что земляной пол ее уже не впитывал, кровь растеклась по всей коптильне и даже просочилась под дверь.
— В-вы... Что вы наделали? Зачем?! О господи, вы... — потрясенно проговорил он. С каждым словом его голос набирал силу, и в нем зазвучали визгливые, истерические нотки.
Я прервал его, приложив парню палец к губам. Питер замолчал и только растерянно тряс головой.
— Остынь, сынок. А на будущее учти: если мне покажется, что из-за тебя могут убить нас обоих, я сразу тебя прикончу. Поэтому не ори. Без шума, понял? — строго приказал я.
Пит кивнул.
— Вот и отлично.
Сняв замок и размотав цепь, я освободил парня. Питер потер запястья, застонал, посмотрел на меня и, видимо, не в силах удержаться, снова повернулся туда, где лежала Соня.
— Зачем вы убили ее? — спросил он. — Это было... обязательно?
— Нужно было помешать ей поднять тревогу. И это был единственный способ, — объяснил я.
— Но, может быть, ее можно было просто связать или...
— Хватит болтать, — перебил я, награждая Питера взглядом, который заставил его замолчать на полуслове. Мне было ясно, что никакой помощи я от него не дождусь, так пусть хоть не мешает.
Оглядевшись по сторонам, я заметил свои трусы и брюки, валявшиеся в самом дальнем углу коптильни. Натянув их, стал искать протез. У меня была слабая надежда, что и он валяется где-нибудь у стены, но его нигде не было. Должно быть, кто-то из «Сыновей Кухулина» в приступе мелкой мстительности выбросил его в помойку или сжег.
Это осложняло дело, и я задумался. Без протеза я мог либо кое-как ковылять, либо прыгать на одной ноге. Ни то, ни другое меня решительно не устраивало, и все же я опробовал оба этих способа передвижения. Прохромав от одной стены до другой, я развернулся и запрыгал в обратном направлении. Выяснилось, что в первом случае я двигался даже чуть быстрее, а устал меньше.
142 
