Имея в обозе тысячи невольников, большинство из которых были слабыми детьми или девками, при утрате привлекательности стремительно теряющими в цене, татары шли медленно, проходя за день немногим больше десяти верст. До ханства такими темпами они добирались почти месяц, но еще дней через десять Девлет-Гирей рассчитывал закончить свой путь в Гезлеве или Кафе, а оттуда заехать в Балык-Каю и преподнести Кароки-мурзе какой-нибудь подарок. Если хочешь в этом мире чего-либо достичь — с султанскими наместниками ссориться не нужно. С ними следует или дружить, или хоть как-то проявлять дружелюбие. Никогда не угадаешь, когда и чье слово окажется решающим в далеком Стамбуле.
Однако всего в одном дне пути от Ор-Копа разъезды вдруг наскочили на приглядывающие за степью дозоры. Причем дозоры — русские!
— Они хотят нас перехватить, Менги-нукер, — метался перед палаткой Девлет-бей. — О, Аллах! Мы просидели половину зимы в холодном снегу, мы дрались, как волки, еще месяц мы торчали посреди воды, как филин на тополе. Мы наконец-то смогли взять хорошую добычу, мы довели ее до ханства, и вдруг оказывается, что русские поджидают нас прямо здесь!
— Этого не может быть, хан, — покачал головой русский, продолжая спокойно сидеть на потнике. — Неужели ты думаешь, что они гнались за нами от самого Путивля?
— Дозорные привезли тело одного из зарубленных в стычке, — Гирей резко остановился и протянул Менги-нукеру руку. На пальце болтался привязанный к тоненькому ремешку крест.
— Нужно остановить обоз и выдвинуть вперед конницу, — все тем же безразличным тоном продолжил русский. — Пусть прикроет добычу, если желает получить свою долю.
— Я уже отдал такой приказ, Менги-нукер. Я не так глуп, как тебе хочется думать.
— Если бы я считал тебя глупым, хан, — спокойно возразил Тирц. — То я бы к тебе не пришел.
— Я о другом говорю, Менги-нукер, — заткнул крестик куда-то в складки пояса татарин. — Ты должен сделать своих монстров. Сейчас! Чтобы они перебили загораживающих нам дорогу русских.
— Ты хочешь, чтобы я вылил на землю всю кровь ради твоего страха и жадности? — на этот раз голос Тирца стал жестким и холодным. — Големы мне нужны для того, чтобы покорить Россию, а не ради нескольких золотых монет.
— Там и твоя добыча, Менги-нукер, — скрипнув зубами, напомнил бей.
— Но здесь не может быть русских, — поднявшись на ноги, ответил Тирц. — Это же Перекоп! Покажи мне здесь хоть одного боярина с оружием в руках и без веревки на шее — и я сделаю тебе голема в тот же день.
— Тогда садись на коня! Ногайские сотни уже ушли вперед.
Недовольно поморщившись, Тирц все-таки встал и забрался в седло подведенного ему бейским телохранителем мерина. За пару часов отряд нагнал основные силы. Сотни уже выстроились в несколько рядов, закрывая дорогу незнакомому врагу. Тирц мог бы поклясться, что впереди перегораживают степь точно такие же ногайцы, как и в отданных Девлет-Гирею родах — если бы не одна деталь. В центре вражеского войска стояло несколько десятков русских витязей — одетых в русскую броню, русские шлемы, русские пояса, имеющих русские бороды и русское оружие.
Нет, среди татар тоже имелось в избытке тех, кто пользовался добрым и доступным московитским снаряжением — но чтобы одеться под витязя с ног до головы, да еще собрать вместе сразу несколько таких воинов…
— Может, кто-то из местных беев? — неуверенно пожал плечами Тирц.
— Аза, передай Халилу, пусть проверит их, — повелительно махнул рукой Гирей.
Один из его телохранителей сорвался с места, помчался на левый фланг войска. Вскоре с фланга отделилась и двинулась вперед сотня воинов, на ходу вынимающая из колчанов и натягивающая луки. И почти сразу стоящая через поле конница, опустив копья, дружно ринулась в атаку. Татары рванули навстречу — огромные массы людей и коней столкнулись с сухим деревянным треском, еще через мгновение донеслись крики, ржание, звон сабель.
— Ведьма моя в палатке осталась, — поморщился, признавая свою неправоту, Менги-нукер. — Нужно немедленно начинать рыть глину.
Обоз с невольниками остался слишком далеко позади, и поэтому ковыряться в глине, пока русский умчался за шаманкой, пришлось личной сотне бея. Но воины не роптали — им совсем не хотелось, чтобы добытая с таким трудом добыча оказалась потеряна чуть не у колодца собственного кочевья. Ради спасения набранного с таким трудом, потом и кровью добра они готовы были сражаться день и ночь, лечь костьми на этой никому неизвестной прогалине и даже — ковыряться в грязной, еще влажной после недавних дождей земле собственными руками.