11 
— Следуй за мной. И поосторожнее — ступеньки.
Действительно, ступеньки. Сарио был еще маловат, чтобы тащить спутницу, но он ее непрестанно дергал за предплечье. Раскрывать тайны он обожал не меньше, чем постигать искусство; за это его нельзя винить, считала Сааведра. Он — Одаренный. Такие, как он, — подлинные художники, огни, горящие ярче всех, — не терпят ничьего диктата. Даже муалимов.
«И конечно, муалимы это видят. Понимают, кто он и что он…»
Да, и видят, и понимают. Вот почему, наверное, они так строги к нему. Прикрывают колпаком лампаду, чтобы фитиль не сгорел слишком быстро.
"А у меня нет и малой толики этого дара”.
Да и откуда ему взяться, ведь она всего лишь женщина. Только мужчины бывают Одаренными. Хотя, конечно, у нее есть способности. Даже Сарио это признает — когда видит, что она сомневается в своем таланте.
Как много у них общего! Как прочно связаны они друг с другом! Даже сейчас.
— Ведра, сюда… — Он обогнул угол, сбежал по второй узкой лестнице и выпустил руку Сааведры — лишь на миг, чтобы поднять щеколду и толкнуть оштукатуренную, украшенную лепниной дверь. — Иди наверх! Давай, быстро, я запру дверь.
Она неохотно ступила в дверной проем.
— Сарио, но здесь темно.
— Два раза по четырнадцать ступенек. Считай, Ведра Иди, а то я решу, что ты кабесса бизила!
Она считала. Оступалась в потемках, но считала. Он, как и обещал, поднимался следом. Темноту оглушало его учащенное дыхание.
— Куда мы идем? Он цыкнул:
— Бассда! Услышат!
Все выше и выше. И вот позади два марша по четырнадцать ступенек, а впереди — чуланчик с косым потолком. Сарио нетерпеливо рванулся вперед и упал на живот.
— Сюда! Ложись!
Сааведра наткнулась на потолок. Осторожно провела по нему пальцами, почувствовала кирпичи. Опустилась на колени.
— Ничего не вижу…
Он поймал ее руку, дернул и прошептал скороговоркой:
— Да ложись ты, моронна! Бассда!
Сааведра легла на живот — точь-в-точь как ее поводырь. В такой тесноте лежать было ужасно неудобно, вдобавок каменный пол холодил тело сквозь тонкое полотно блузы и мешковатых штанов. Кожаные подметки летних сандалий царапнули кирпичную стену.
— Сарио, — произнесла она очень тихо, — что ты…
— Вот.
Он стиснул ее руку и потянул к бреши между полом и потолком. Шириной она почти не уступала тому чулану с занавеской.
— Ведра, подвинься поближе. Отсюда видна кречетта. Сейчас нижняя комната меньше интересовала Сааведру, чем та, в которой они находились. Странно, зачем понадобился чулан в таком труднодоступном месте, в самых недрах Палассо Грихальва?
— Для чего тут эта комната?
— Ведра, вопросы потом. А пока… — В его голосе появилось волнение. — Гляди: это Чиева до'Сангва!
В полной тишине Сарагоса Серрано ждал, когда на него обратят внимание.
— Ваша светлость, вы знаете, это правда. Разве я не говорил, что это правда?
Бальтран до'Веррада словно прикипел к окну. Стекло в волнах и разводах искажало очертания безупречно чистого внутреннего двора и ухоженных парков при Палассо Веррада — резиденции герцога. В разгар лета трава была изумрудно-зелена, цветы благоухали, ветки цитрусовых деревьев сгибались под тяжестью сочных и сладких плодов — дары этого сада ежеутренне украшали стол герцога. Но его разум был далек от умиротворенности — одолевали серьезные заботы.
«Матра эй Фильхо, молю тебя, всем сердцем молю послать здорового малыша и чтобы моя герцогиня осталась жива…»
Кончики пальцев — к губам, к сердцу. Пожалуй, он правильно сделал, вызвав Сарагосу. Надо отвлечься.
Бальтран до'Веррада осушил серебряный кубок, инкрустированный драгоценными каменьями. (Вино охлаждали в снегу, а снег возили с Монтес-Астраппас — горной гряды, что отделяла “благословенную Тайра-Вирте” от страны надменных гхийасцев.) Затем полуобернулся, давая понять фатоватому иллюстратору, что знает о его присутствии. Слегка повернул голову и увидел молодого Серрано во всей красе: костюм вызывающего покроя, мятежные тона и вдобавок нечто невиданное на голове.
Герцог так и не повернулся лицом к Сарагосе — рановато оказывать ему такую почесть, чего доброго, еще сильнее возгордится.
— Что это, новая шляпа? “Вот так. Указать петушку на его шесток”. Сарагоса поспешил сорвать с головы малиновый бархатный блин с пышным плюмажем.
11 
