Особенно,... 
72 
Не хотелось бы. Лимонад липкий, и глаза будет щипать.
Но она не сердилась. Поддакивала как ни в чем не бывало. А чему тут поддакивать? Он боялся, что она вот-вот встанет и уйдет, боялся ледяного тона или вспышки гнева. Но обошлось.
— Эйха. — Она панибратски хлопнула его по плечу. — Вряд ли стоит тебя за это осуждать.
— За то, что я хочу женщину? Другую женщину? Хоть и заявил отцу, что хочу Гитанну?
Она сидела в неполный профиль, и совершенство не страдало от жуткой неразберихи, в которую превратились высохшие длинные кудри. Уголок ее рта иронично изгибался.
— Дело не в том, что тебе очень хочется женщину. Главное, ты стремишься доказать отцу, что ты — мужчина и сам себе голова. Он поразмыслил над ее словами. Пожалуй, она права.
— Откуда ты знаешь?
Она дернула плечом.
— Другие мужчины ведут себя точно так же. Те, кого я знаю. Мужчина. Не мальчик. Это успокаивает. Но и бередит любопытство.
— И много ты знаешь мужчин?
— Мужчин? Эйха, да. Но это совсем не то, что ты имеешь в виду. — Она тихонько рассмеялась. — Дон Алехандро, я живу среди мужчин, и к тому же я — арртио. Видишь ли, нас приучают наблюдать за чужими манерами и поведением. Компордотта.
Он уловил блеск в ее глазах.
— Чтобы как следует понять характер объекта изображения, показать на портрете его огонь, нужен острый глаз. Наметанный. Необходимо понимать компордотту.
— Всю?
Она улыбнулась; сверкнули белоснежные, ровнехонькие зубы. И Алехандро сразу вспомнил о своем изъяне — кривом зубе, не появившемся ни на одном портрете Сарагосы Серрано.
— Ну зачем же всю? Кое-что. Я не умею читать в умах. Только на лицах.
— А что ты читаешь на моем лице? Она поморщилась.
— Только то, что мне не удался нос.
Он рассмеялся, наслаждаясь ее доброй иронией и легким самоуничижением, а больше всего — непринужденностью. Обычно люди с ним разговаривали совсем иначе. Особенно женщины.
— Отец объяснил, что я ее не люблю, — сказал он. — Просто увлечение.
— Вполне возможно, — невозмутимо согласилась она. — Сарио тоже считал, что влюбился в свою первую женщину, но это, конечно, было не так. Просто новизна всегда привлекательна. К тому же та женщина сделала его мужчиной и доказала, что он Одаренный.
Алехандро снова опешил.
— Он лег в постель с женщиной, чтобы удостовериться в своем таланте художника?
Она отстранилась — душой, не телом. Тело как сидело у стены, так и осталось сидеть. Но Алехандро почувствовал. И нашел этому подтверждение, когда она сменила тему.
— Теперь ее отошлют? Гитанну?
— Похоже на то… Отец даст ей загородную виллу, денег, побрякушек… — Алехандро вздохнул. — Так мало, если вспомнить, сколько лет он с ней прожил.
— Но ведь она — содержанка. Вряд ли ей стоило надеяться на большее.
— Да, пожалуй. Ну, я уверен, ей послужит утешением, что при дворе остается брат. Пока Сарагоса при отце, у его семьи — немалая власть.
— Сарагоса? Сарагоса Серрано? — Ну да. Он Верховный иллюстратор.
— Я знаю, кто он. — Ее лопатки отделились от стены, кулаки сжались. — Так она — его сестра? Гитанна Серрано?
— Да. А что?
В ее смехе появилась резкая, неприятная нотка.
— Лучше от нее избавиться.
— Почему? — спросил он растерянно. — Что плохого она тебе сделала? По какому праву ты о ней так? С ее лица начисто сошел румянец.
— Да, ты прав. Это нехорошая компордотта. — Она порывисто поднялась, дружелюбие и непринужденность исчезли без следа.
— Дон Алехандро, граццо за спасение и лимонад, но мне пора. Матра Дольча, почему у него такое чувство, будто он сказал чего не следовало? Ведь это она…
Он поднялся на ноги и осклабился.
— Сядь, Никуда ты не уйдешь, пока я не разрешу. Она покраснела, серые глаза засверкали.
— Значит, какому-то чирос ты говоришь “уходи”, а мне, как собаке — “сиди”. Привык обращаться с людьми как с животными?
Она рассердилась. На него? Но ведь это она неподобающе отозвалась о Гитанне. И тут он произнес совсем не то, что хотел произнести:
— Так ведь ты сама сказала, что у меня природный дар командовать.
Гнев как рукой сняло. С минуту она озадаченно смотрела на него, а потом расхохоталась.
«Совсем не похожа на Гитанну…»
Да, не похожа. Как, впрочем, на всех женщин, которых он знал. Ничего общего. Другим мужчинам это может показаться смешным, и другим женщинам, и даже, наверное, Гитанне. А ей — вряд ли.
72 
