— Будешь говорить или уйдешь?
— Отец всегда поддерживал со мной связь, — произнес он так, словно каждое слово обжигало ему язык.
— Продолжай.
— Когда я был мальчишкой, он ухитрялся видеться со мной.
— Меня интересуешь ты, Диего. Так что хватит изворачиваться. За что тебя поставили на учет?
— Мой отец был одним из хакеров в группе, поддерживающей связь с агентами. Он научил меня пользоваться компьютером. Он никогда не пытался меня завербовать. Все было гораздо тоньше. Он пылал чистым холодным огнем. Я им восхищался. И потом, я думал, что все знаю, в то время как не понимал ничего. В тринадцать лет я взломал электронные порталы нескольких банков. В шестнадцать лет я сдуру попытался влезть на секретные сайты министерства иностранных дел. Ничего серьезного, но когда они поняли, что я сын Тксори, дело приняло иной оборот. Тогда к уголовной ответственности можно было привлекать с шестнадцати лет. Мне стоило это нескольких месяцев тюрьмы.
Лола почувствовала, что у нее в мозгу неожиданно замигала красная лампочка. Она как будто увидела юного Диего в толпе заключенных. Вдруг вспомнился подросток, арестованный за воровство в магазине. Он вскрыл себе вены в ее кабинете. Мальчишка ни за что на свете не хотел возвращаться в тюрьму. Потому что в Флери какой-то подонок опустил его. Она помнила тот допрос, словно все произошло вчера, и лицо испанца наложилось на лицо того парнишки. Ингрид, выпрямившись на стуле, не промолвила ни слова, но Лола уже не могла остановиться.
— Тебя изнасиловали, верно?
— На костях выпали две шестерки. Вы выиграли. Если полиция отправит меня в Мадрид, тем хуже. Но даже если своих друзей там я могу пересчитать по пальцам, все равно их больше, чем здесь.
— Ответь на вопрос, — сказала она.
Ей было за себя стыдно. В «Красавицах» вдруг стало слишком жарко. Но рука Ингрид легла на руку Диего, и с минуту никто не двигался. Он поднял голову и подождал, когда они обе посмотрят ему в глаза.
— Он был почти импотент, мне повезло. Если можно так сказать.
Он начал расстегивать рубашку. Ингрид поднесла руку к губам, а Лола выругалась. Лола увидела следы ожогов. И слова hijo de puta.[20] Долго пришлось ему терпеть, пока их толстые и тонкие штрихи не запечатлелись на его коже.
— Подарок от его дружков. В их мире мачо непременно нужно запечатлеть свои подвиги. Я стал ставкой в игре. Те, кто ненавидел моего отца, знали, что у него есть союзники, готовые отомстить за честь сына. Эти люди за мной наблюдали, но не смогли помешать заклеймить меня. Я даже думаю, что им пришлось пойти на это после переговоров. Я отсидел шесть месяцев, но мне показалось, что гораздо дольше.
Он уже застегнул рубашку, Ингрид вполголоса утешала его.
«Черт возьми, я — настоящий толстокожий инквизитор. Один из тех, кому приходится сминать на своем пути молодые побеги. Уже недостаточно цивилизованных методов, чтобы распознавать врагов…»
Размышления Лолы прервались с приходом Мориса Бонена. Ну и пусть. Диего уже так плохо, что вряд ли станет хуже.
— Вот беда, этот грешный мир еще грешнее, чем я воображал. Чертов комиссаришка опустил меня ниже плинтуса! Но я взял его измором.
— В этом мы не сомневались, Морис, — ответила Лола.
— Спасибо, что вступились за меня, девочки.
— Не за что, — откликнулась Ингрид.
— Мы использовали грязные деньги Жюля Паризи, — призналась Лола, при этом Ингрид чуть было не поперхнулась вином. Лола взглянула на нее с вызовом: гнойник вскрывают скальпелем, и действовать надо решительно. Опыт у тебя уже есть.
— Знаю, — спокойно сказал Морис.
Подруги изумленно уставились на него.
Диего Карли теперь выглядел таким же спокойным, незыблемым, тихим и стойким, как Пиренеи в ночную пору. «Сейчас это самая правильная стратегия», — подумала Лола. И если это не прямой расчет, то вызывает искреннее восхищение.
— Откуда? — спросила она.
— Мне рассказал Бартельми. Дельный мальчонка, твой бывший зам. Он рассудил так: не для того мы избавляемся от старого Мориса, чтобы он тут же свалился нам на голову, после того как переломает ноги этому мерзавцу Жюлю и повырывает усы у своего придурка свояка. Ну я и пообещал ему не трогать ни того ни другого.
— Это правда, Морис?
— Паризи не стоят того. Ты заметила? Булочник просто псих. Только и знает, что улыбается. В переносном смысле все они живут нагишом под неусыпным оком своей веб-камеры. Будь сейчас семидесятые годы, они ползали бы, задрав задницы, по плато в Ларзаке.[21] С той лишь разницей, что кроме баранов это бы никому не мешало. Не будь они так смешны, они были бы ужасны.
20
Сын шлюхи (исп.).
21
Плато на Юго-Западе Франции, в 1970-х гг. захваченное Жозе Бове, чтобы помешать военным построить там полигон. Бове превратил его в процветающее хозяйство, где в наши дни делают сыр рокфор.