Последние отзывы

  50  

Она включила первую скорость, и, о чудо, 204-я выехала на улицу. Они миновали крутую тачку с воющей сиреной, доехали до перекрестка; Лола попросила Ингрид притормозить и вытянула шею, чтобы прочитать название улицы.

— Мы в Монруже, на авеню Маркс-Дормуа. Продолжай ехать прямо, и мы выедем к Сене. Я словно встретила старую подругу!

Ингрид с отсутствующим видом вела машину одной рукой. «Злодеи держали ее в отключке намного дольше меня», — подумала Лола. Классический прием: пытаются разговорить ту, которая, вероятно, больше знает, то есть бывшего комиссара; а когда ничего не выходит, пытают самую молодую у нее на глазах.

— Я оставила вазу на тротуаре и положила цветы обратно, Лола. Надеюсь, что это не слишком серьезно.

— Ты о чем?

— Я перебралась через стену кладбища, — сказала Ингрид немного сдавленным голосом. — Цветы и вазу я нашла на могиле. Грабить покойников не по мне.

— А угонять машины?

— Одно время в Лос-Анджелесе я дружила с плохими парнями. Ты так и не сказала, куда мы едем.

— Не к себе домой. Там они нас быстро найдут.

— В больницу Святого Фелиция. Нам нужна медицинская помощь.

— Там мы привлечем к себе внимание. Особенно ты. В таком виде ты больше похожа на Пламенную, чем на Дизель. Едем к Диего.

— Но я грязная, от меня несет страхом! — возразила Ингрид, срывая с груди остатки липкой ленты. — Вообще-то я не в себе. Я не боюсь и в то же время чувствую тревогу. Словно мой страх вцепился в кладбищенскую ограду и раскинул щупальца, чтобы свалить стену и сжать мне голову. Как будто между паникой и мною лишь шаткая кирпичная стена.

— Спокойно, Ингрид. Сейчас мы не можем вернуться домой. Тут ничего не поделаешь.

— Да, но к Диего…

— Ты можешь предложить что-то получше?

— Нет,

— Тогда едем, детка. И в том, что мы провоняли страхом, нет ничего особенного. Эти два придурка перепугали меня насмерть.

— Правда?

— Еще бы.

— Я думала, что ты, когда была комиссаром полиции, попадала и не в такие переделки.

— Чего хуже, когда тебя пытаются заставить говорить, угрожая электрической дубинкой, ножом или пушкой. К этому не привыкнешь. Во всяком случае, теперь мы знаем, что Алис влезла во что-то очень серьезное. Нам пришлось дорого заплатить, но информация того стоила.

— Может, нам лучше выбрать другую стратегию?

— По-твоему, достаточно подбрасывать кости и смотреть, сколько выпадет?

— Да, я думаю.

— Можно вообще ничего не делать.

— Можно.

— Это тоже приходило мне в голову.

— И мне. Но это была бы трусость.

— Это уж наше дело, Ингрид.

21

А если бы нож перерезал ей артерию? Если бы ее сердце не выдержало электрических разрядов? А если бы, выделывая все эти трюки, она раскроила себе череп? Такие пируэты прекрасно смотрятся по телевизору или в кино, в жизни совсем другое дело. В реальной жизни прыжки мстительной газели слишком часто заканчиваются ударом об стену.

Лежа рядом с Ингрид на кровати Диего с пузырем на голове, Лола размышляла, уставившись в потолок. Такое положение давало ей преимущество: оно позволяло забыть про обои. Вереницы толстозадых амурчиков, вооруженных сердцами и стрелами. Неплотно закрытая банка краски, кисти, мокнущие в скипидаре, и кусок белой стены доказывали, что медбрат пытался в промежутке между двумя дежурствами привести квартиру в порядок. Одним ухом она улавливала обрывки разговора. Он больше походил на монолог, чем на беседу. Чтобы успокоить нервы, Ингрид непременно нужно было излить душу. Никому не пришло в голову ее ограничивать. Она здорово пострадала, и Диего усердно ее лечил. Он сделал несколько красивых повязок и наложил мазь «Биасрин» в тех местах, где электрическая дубинка так называемого Орлеана оставила уродливые фиолетовые следы. Только что медбрат негласно наведался в больницу Святого Фелиция, чтобы раздобыть все, что нужно для наложения швов. Ингрид стоически перенесла операцию.

Оправившись от первого потрясения, которое он пережил, обнаружив на своей лестничной площадке Ингрид и Лолу, насквозь промокших, в жалком состоянии, полуголых, Диего, конечно, заметил татуировку. Пришлось все ему рассказать. О своем пребывании в Японии, о мастере «бонжи» из Камакуры и о татуировке, в которой заключена легенда о «жизни на воде». Таким образом японцы обозначали увеселительные лодки, на которых гейши развлекали клиентов. Слушая Ингрид, Лола невольно сравнивала ее рассказ с жизнью Алис. Действительно ли девушка познала парижскую «жизнь на воде»? И кого она так достала, что на них натравили двух любителей электрического кнута? Имели ли эти изверги отношение к ее смерти? Неужели Морис Бонен так плохо знал свою дочь, что даже не подозревал о ее связях с тайными агентами?

  50