— Exactly!
— Но если бы можно было начать все сначала, я бы поступил точно так же. Ты мне не оставила выбора. Бросила меня, как собаку. Только за то, что я хотел узнать о тебе всю правду. И потому что был готов любить в тебе все. Мало найдется мужчин, способных стерпеть твои «танцы» в «Калипсо», можешь мне поверить!
Диего слушал с молитвенным вниманием. Что он стремился понять? Но Бен уже продолжал, объясняя, что придумал этот гвоздь, чтоб придать постановке мистическое измерение, способное мгновенно вызвать ужас. «Лечение» было суровым, и его не следовало применять слишком долго.
— В результате мы пошли на риск, без которого прекрасно могли обойтись, — вставила Лола.
— И ты был уверен, что добьешься своего! — возмутилась Ингрид. — Думал, я брошусь искать у тебя защиты, как жеманная дурочка. За кого ты меня принимаешь?
— За женщину, Ингрид.
— Stupid macho! Silly prick!
— Вы опять за свое?
— Ты ошибаешься, я щадил твои чувства. Даже спрыснул руку дезодорантом. Да, я хотел тебя напугать, но не травмировать.
Ингрид откинулась на диване, словно Бен оглушил ее своим болтливым языком. Лола невольно улыбнулась.
— Ладно, Ингрид, давай по-хорошему. Ты выставила меня на посмешище, вынудив открыть свое сердце перед Лолой и совершенно незнакомым мне человеком. Ты вынуждаешь меня идти до конца.
— Значит, после всех этих бесконечных глупостей будет еще какой-то конец? — не удержалась от колкости Лола.
Нобле пропустил реплику Лолы мимо ушей и подошел к Ингрид.
— Я хочу, чтобы ты провела здесь сегодняшнюю ночью. И все другие ночи тоже. И вообще, я буду великодушным, чтобы ты поняла: мелочность — это не по моей части. Лола и твой друг могут остаться. До завтрашнего утра.
Ингрид вскочила на ноги и бросилась в ванную с чемоданчиком под мышкой. Когда она вернулась, на ней были джинсы и простая майка, купленные Диего. Она вышла, даже не взглянув на Бена.
— Ты не можешь вот так уйти!
— Оставляю тебе окровавленный халат медсестры, пригодится для твоего авторского кино! — бросила она с лестничной площадки.
Лола и Диего встали. Он было взглянул на Бена, желая его утешить, опомнился и последовал за Лолой. Они вышли из дома. Ингрид повернула к каналу. На сонной улице с громким стуком распахнулось окно.
— Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ, ИНГРИД! ХОЧЕШЬ ТЫ ЭТОГО ИЛИ НЕТ!
Диего и Лола прибавили шагу, чтобы догнать подругу.
— Даже в его несчастье ему повезло, — сказал Диего.
— Какое же тут везение?
— Любить как он. Со мной такого никогда не случалось. А мне бы очень хотелось испытать подобное.
— Я думаю, в этом ты не одинок.
— И ТЫ ТОЖЕ ЛЮБИШЬ МЕНЯ, ЗАДАВАКА ЧЕРТОВА! И ТЫ ТОЖЕ!
— Скажи, Лола…
— Что, мой мальчик?
— Что это за истории с танцами, точнее, с «Калипсо»?
— О, я и сама толком не знаю.
— Madre de Dios! Какая же у Ингрид сложная жизнь!
31
- — …и Иисус, плод чрева твоего, / Святая Мария-Богородица…
Лола открыла один глаз и увидела над собой свод, резную люстру, птицу, которая свила гнездо на потолочной балке и кормила своих птенцов.
- — Прости пас, бедных грешников, / Сейчас и в час нашей кончины…
Двумя рядами выше она увидела молящуюся женщину и потрясла Ингрид. Американка проснулась, но не сдвинулась с деревянной скамьи, слушая молитву. Затем выпрямилась и слабо улыбнулась.
— Я не в первый раз засыпаю в церкви, но в Мексико-Сити скамьи удобнее.
— Ты спишь в мексиканских церквях, вырубаешь истязателей, как Брюс Ли, усыпляешь двойников уколом в ягодицу. Ты вполне можешь заменить снотворное, Ингрид Дизель, тебе это говорили?
— Уж раз мы коснулись этой темы, нельзя ли мне поспать еще?
— И не думай, — зевая, ответила Лола. — Делай, как я. Встань и иди, да поможет тебе небо.
Лола оторвалась от скамьи с таким ощущением, словно у нее деревянное тело престарелого Пиноккио. Ей невольно вспомнился кит Нона, чем-то напоминавший неф, в котором они нашли пристанище, взломав замок церкви Святого Евгения. В чьем чреве проведут они эту ночь?
Лола сунула пятьдесят евро в кружку для пожертвований рядом с изображением святого с очень доброй улыбкой и вышла. Солнце уже заливало паперть, а на углу улицы Консерватории было кафе. Можно позавтракать, и обзор оттуда хороший. Во всяком случае, размышлять на голодный желудок у нее никогда не получалось. Ингрид плелась следом, так, кажется, и не проснувшись. Они расположились в прокуренном кафе на стульях, крытых вытертым молескином. У американки не было сил возмущаться.