– Ген, ну что ты так расстроился? Ничего ведь страшного не произошло. Со всеми бывает… Тем более, мы с тобой впервые…
– Лена, – он набрал полные легкие воздуха, словно боялся задохнуться, – это не потому, что мы с тобой впервые. Я, наверное, последняя сволочь, раз не сказал этого раньше… Я должен был сказать все сразу… А теперь я себя чувствую последним подонком…
– Что? – почти шепотом спросила она.
– Как ты думаешь, почему я сразу догадался, что твой бывший муж пьет?
– Ты же работал в спецназе, и потом – у него на лбу написано, – ее голос звучал неуверенно и испуганно.
– Не потому. Я, Леночка, тоже пил. Сильно пил. Поэтому и из спецназа попросили, и жена ушла, и вот это… Только, в отличие от твоего мужа, я предпочитал надираться дома в одиночку, исключительно хорошим коньяком или водочкой, и в один прекрасный день надрался до белой горячки, – Гена еле сдерживал нервную дрожь. – А теперь пошли меня подальше и скажи, что я дрянь.
– Почему ты не сказал этого раньше? – прошептала Лена. – Я же видела, какой ты был поначалу бледный и измученный, но думала, что ты болел…
– Я больше не пью… Не могу, не хочу…
– Господи! Ну почему мне так везет?! – она расплакалась, все так же прижимаясь к его плечу. – Почему, если мне кто-то понравится, все оказывается…
Она не договорила и расплакалась еще сильнее. Гена затушил окурок и прижал ее к себе. Чего-чего, а женских слез он вынести не мог. Каждая слезинка обжигала тело, как капля раскаленного металла. Он готов был сейчас умереть самой страшной и мучительной смертью ради того, чтобы не доставлять ей даже малейшего огорчения. Закусив губу так, что во рту появился солоноватый привкус крови, он лихорадочно пытался найти слова, которые могли бы ее утешить.
– Леночка, прошу тебя, прости! – охрипшим голосом тихо заговорил он. – Я не хочу делать тебе больно! Никогда со мной не будет того, что было… я что хочешь сделаю для тебя… Только не уходи и не плачь. Я не могу перенести, как ты плачешь! Леночка, любимая, солнышко мое!
– А вдруг… – сквозь слезы прошептала Лена. – Вдруг это все повторится?
– Матерью клянусь, что скорее умру, чем это случится.
Последние слова он произнес твердым и каким-то отрешенным голосом, от которого у Лены по спине побежали мурашки. Она даже невольно вздрогнула. Больше он не проронил ни слова до тех пор, пока Лена не успокоилась. Вытирая остатки слез и все еще прижимаясь к нему, она почувствовала, как он еле сдерживает в себе крик, крик боли и страха. Она пригнула к себе его голову и очень нежно поцеловала. Его губы были солоноватыми от крови.
– Только не умирай, – прошептала Лена.
Утром, пока Гена «качался», принимал душ и брился, Лена приготовила завтрак. Ели они почти молча. Время от времени Гена смущенно, совсем как мальчишка, смотрел на нее, краснел, опускал глаза и замолкал чуть ли не на полуслове. Наливая кофе и стоя к нему спиной, Лена сказала:
– Гена, какие вы, мужики, в сущности все-таки дети!
– Почему? – удивился он.
– Начинаете комплексовать непонятно из-за чего. Ты вчера немного разволновался и вбил себе в голову бог весть что, – говоря это, она улыбнулась, но улыбки этой он не увидел.
– Я бы на тебя посмотрел, если бы ты была мужиком! – Гена покраснел и порадовался, что Лена этого не видит. – Да люди из-за этого стреляются!
– Дуралей! – Лена повернулась и взъерошила его жесткие черные волосы. – Ведь все было прекрасно!
– Правда? – он исподлобья посмотрел на нее.
– ПРЕ-КРАС-НО! – по слогам повторила Лена. – И паника твоя была глупой и беспочвенной! Ты просто забивал себе весь вечер голову всякой ерундой. Стоило только отвлечься и не бояться, как все получилось.
– Ты что, заметила, что я боялся? – Гена удивленно посмотрел на нее.
– Заметила. С того момента, как попытался меня поцеловать еще у меня дома. Ты хочешь сказать, что не боялся?
– Боялся, – сознался он. – Панически боялся.
– Вот и все. Только вот что я вам скажу, сударь, я теперь боюсь вас в дамское общество отпускать. Ведь на сувениры порвут! – Лена рассмеялась.
– Сударыня, я предан вам навеки, – Гена поцеловал Лене руку. – Вы моя дама сердца на все времена.
– В таком случае мой маленький женский недостаток будет целый день помнить ваше большое мужское достоинство, а вечером…
– Мое большое мужское достоинство не даст себя забыть этому прелестному недостатку.
Они рассмеялись, а потом начали целоваться. Впервые за последнее время Гена понял, что все стало полностью на свои места.