Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
119 
Возможно, если Катя согласится добровольно отдаться Ротгару, тот, в свою очередь, одарит Селгарина счастливым посмертием.
Впрочем, баньши понимал, что Катино расположение не настолько велико. Но все же…
– Нет! – отрезала Катя.
Баньши не стал спорить. Он этого ждал.
– Этот гад все равно вас надует! – заявила Катя.– Плевать ему на вас, разве не ясно?
Баньши понимал и это. Но он надеялся. Надежда – последнее прибежище бессильных. Существовать ему оставалось не больше трех дней. Потом – всё. Полное исчезновение. Печальный конец для того, кто полагал себя бессмертным.
Когда баньши «удалился», Катя вышла на балкончик и задумалась. Не о баньши.
О Карлссоне.
Ротгар сделал с ним что-то. Что-то ужасное. Карлссону сейчас наверняка очень плохо. Утешало только то, что Карлссон – не человек, а тролль. Как бы ни истязал его Ротгар, все раны Карлссона заживут, стоит тому оказаться на свободе. Карлссон выжил, прошитый пулями, изувеченный падением с крыши. Он храбр, мужественен, умеет терпеть любую боль… Плохо только, что все тролли шведской столицы вот уже вторые сутки не могут его отыскать. Вдруг его уже нет в живых?
Катя отбросила эту мысль. Нет, об этом даже думать не стоит. Завтра она встретится с Ротгаром – и Карлссон вернется. Так и будет. Всё! Хватит об этом. Думать о чём-нибудь другом. Например, о Димке. Тут, по крайней мере, всё понятно. Понятно, что надо прекращать от него прятаться. Ведь с того момента, когда Катя натолкнулась на Диму в компании Лейки и троллей у ворот Скансена, она изо всех сил старалась не оставаться с ним наедине. Потому что она поклялась себе не общаться с Димой, пока не разберется в своих чувствах и мыслях. И тут же эту клятву пришлось нарушить. Ну не оставлять же парня на растерзание сидам!
Хочешь не хочешь, а придется теперь с ним объясниться.
Главная трудность в том, что Катя не знала, как сказать Димке, что больше не любит его.
Казалось бы, такая приятная неожиданность – встретить своего парня в чужой стране. Ей бы обрадоваться, но Катя при виде Димы испытала только удивление. А как только поняла, что радости нет, то задумалась и опечалилась. Что случилось? Может, она попросту отвыкла от Димки? Или что-то изменилось после той ночи? Или позже – когда он пропадал неизвестно где (теперь-то известно, Лейка просветила), а Катя его ждала?
А если это – всё, конец любви? А может, и любви никакой не было? Так, увлечение…
Получается, правильно она сомневалась. Пусть хоть двести раз «очень-очень нравится» – это все равно не любовь…
Катино внимание привлек звук, доносящийся из номера. Кто-то скребся в дверь.
«Наверняка Димка,– с неудовольствием вспомнила Катя.– Ну вот, легок на помине».
Ну да. Прошлой ночью Катя не стала с ним разговаривать. Прикинулась уставшей, сказала – поговорим обо всем завтра. Отвела Диму в двухкомнатный номер, снятый по «визе» Ильи Всеволодовича, коротающего время на нижней палубе «Васы», заказала поесть, а сама спустилась вниз, выяснила, что на этаже имеется свободный одноместный номер, и арендовала его на двое суток за полторы тысячи шведских крон. Спать в одном помещении с Димой она не собиралась. О чем ему и заявила. И пресекла очередную Димину попытку оправдаться словом «завтра».
И вот наступило «завтра».
Катя, вздыхая, поплелась к двери, надеясь, что это все-таки не Димка, а, например, Лейка. Или хотя бы кто-нибудь из троллей.
Как же сказать Димке, чтобы не очень огорчить его и не обидеть? Пусть ее чувства изменились, но Димка-то от этого хуже не стал. И не заслужил такого удара… Хотя, с другой стороны, он сам дал повод. Эта история с Кариной…
Катя открыла дверь.
Точно. Димка.
– Привет! Ну как, уже отдохнула? – Он, как ни в чем не бывало, протянул руки к Кате.
Катя нахмурилась и отступила.
– Кать, ты чего? – упавшим голосом спросил Дима.– Сердишься? Так я тебе сейчас все объясню…
– Объясняй,– буркнула Катя.– Но сначала сядь. Вон туда. Теперь я тебя слушаю.
Дима опустился на краешек стула, принял покаянный вид.
– Кать, ты меня прости…
– За что?
– Ну за то, что я… Тогда, после «Шаманамы»… И потом… За всё, в общем…
Дима смешался.
Он пришел каяться и мириться, в глубине души надеясь – вот поговорят они по душам, и все станет как раньше. Но теперь почувствовал – не станет. Да и Катю он просто не узнавал, так она переменилась. Эта строгая, надменная «снежная королева», которая смотрит на него как на пустое место и вгоняет в дрожь своим ледяным тоном, ничем не напоминала ту простодушную маленькую Катю, которую он оставил в Питере. Эта девушка была, пожалуй, красивее той, прежней Кати. Но она казалась Диме совсем чужой.
119 
