— Беги, Илья Анисимович, — пригладил бороду один из воинов. — Сдюжим.
Дом содрогнулся от нового удара — и в угловой комнате впервые за все время ее существования стало светло, как на улице. Через широкую щель внутрь сунулся латник — оба стоящих внутри лучника одновременно вскинули оружие, выстрелили. Ливонец упал, но вместо него внутрь уже рвался другой. Один из лучников попытался наложить новую стрелу — но враг от живота вверх полоснул по луку мечом и тут же, обратным движением, резанул стрелка по горлу. Второй лучник догадался метнуться к двери, и ее тут же заперли на засов. Изнутри стали доноситься удары, потом затихли.
Ратники заглянули в соседнюю комнату, подхватили сундук с хозяйским бельем, выволокли наружу и подперли дверь. Потом подволокли и поставили сверху еще один.
— Что-то тихо… — прислушался один из воинов.
— Может, ушли?
— Да, захотел, — усмехнулся в ответ другой. — За топорами просто побежали. Мечами дверь рубить несподручно.
К «скобяным закромам» начали собираться обитатели огромного дома. Не только баженовская судовая рать, но и конюхи, скотники, просто подсобные дворовые люди.
Девок было всего три — Марьяне не нравилось держать в доме лишних баб. Боялась, муж не в ту сторону посмотреть может.
На дверь начали падать тяжелые мерные удары, послышался треск. Девки в голос завыли.
Илья Анисимович в это время, схватив за руку Марьяну, волок ее по двору в сторону свинарника, заскочил в хлев.
Степан ждал здесь, придерживая доски над глубокой ямой.
— Я не полезу! — попыталась развернуться баба. — Нет! Не стану! Заживо хороните!
— Не ори! — цыкнул на нее муж. — Услышат! И внизу тихарись, продых там наружу идет. Ну, — он торопливо ее перекрестил, чмокнул в лоб, а потом взялся за руку чуть выше кисти и толкнул вниз.
Марьяна взвизгнула, повисла на руке — он, присев на колени, опустил ее до земли:
— О дитяти думай, люб он мне.
— Не родился же еще… — не поняла жена.
— Все равно уже люб. Держи, — купец принял из рук Степана и опустил в схрон два кувшина и завернутый в тряпицу окорок.
Помощник опустил на яму три широких доски, сверху бросил мешковину, сухой полыни. Вдвоем они начали торопливо засыпать яму землей. Подровняв и затоптав тайник, опрокинули сверху бадью со свиной баландой, добавили оставшиеся после завтрака недоеденные пироги. Хрюшки тут же начали топтаться над женщиной, подбирая угощение и окончательно уравнивая потайной угол со всем остальным загоном.
Купец со Степаном кинулись через двор обратно к дому. Судовой помощник на минуту остановился, почистил штыки лопат снегом, отер рукавом, кинул к воротам, в общий завал.
— Коли сгинем, выберется ли? — внезапно обеспокоился Баженов.
— Главное, раньше четвертого-пятого дня пугаться не стала бы, — Степан выпустил из рукава на запястье кистень. — Цела останется, остальное само решится.
Они вошли в дом, повернули к «скобяным закромам». Двери здесь, можно считать, уже не стало, и ратники удерживали ливонцев только сундуками. Сундуки у Ильи Анисимовича были крепкие, окованные медью — а потому топору поддавались медленно.
— Ну, мужики, — выдохнул Степан. — Дому ноне не устоять. Потому надобно к лесу всем прорываться. Через пролом выскакивать — и в чащобу. Ермил, Прохор, давайте с луками сюда. А мы сундуки сейчас сдернем.
Ждать более было нечего — помощник вместе с еще одним ратником рванули сундук к себе, освобождая дверь. Промелькнула рука с топором — ливонец по инерции наклонился вперед, его тут же втащили внутрь и перерезали горло. Ермил с Прохором пустили стрелы — послышался чей-то стон — и Степан первым ринулся в открытый проем. Следом ратники, потом Илья Анисимович толкнул девок, выхватил саблю, метнулся за ними. Замыкали отряд бросившие луки и схватившиеся за топоры Ермил и Прохор.
— Ур-ра-а! — попавшегося на пути кнехта судовой помощник просто отпихнул в сторону, а бегущие позади ратники добили топорами. По глазам ударил свет — но выжидать, пока стерпится, было некогда. Степан выскочил наружу, его в грудь тут же ударили тонкой пикой с яркими тряпочными кисточками, но колонтарь выдержал, наконечник скользнул по пластине дальше, а ратник взмахнул рукой, и шипастое грузило кистеня с влажным чмоканьем угодило ливонцу в лицо.
За спиной упавшего появился другой ворог, взмахнул мечом — опытный в морских схватках судовой помощник прикрылся чужой пикой, одновременно пуская грузило «по низу». Кистень сам нашел ногу врага — кнехт взвыл. Степан попятился: он пришел сюда не драться один против ста, а просто прикрыть на несколько мгновений купца и уйти следом за ним. Однако справа вырос еще один противник. Ратник кинул кистень ему в голову, но ливонец прикрылся мечом, и ремешок мгновенно намотался на клинок. Прежде, чем Степан успел хоть что-то сделать, кнехт рванул меч к себе, превращая ремень в несколько обрезков, но ратник, воспользовавшись кратким мигом беззащитности врага, шагнул вперед и вогнал под кирасу длинный нож, сделанный им давным-давно из обломка косы. В этот миг клинок де Шербрека описал сверкающий полукруг и подрубил ему ноги.