Дневной свет, постепенно просочившись через окна в пустынный зал, окончательно разогнал тени, и в стене за камином стала видна узкая дверь. Промакнув губы кружевным платком, епископ поднялся, подошел к очагу, снял с каминной полки один из приготовленных там факелов, зажег его и уверенно толкнул собранную из деревянных брусков створку.
Крутая каменная лестница плотно обвивала камин — точнее, каменный фундамент камина. Три десятка ступеней, и хозяин замка ступил в расположенное под залом помещение, кажущееся ослепительно-белым из-за множества смотрящих со всех сторон черепов.
Три с половиной века назад, в тысяча двести двадцать четвертом году, когда доблестные христианские воины взяли Дерпт, носивший тогда нечестивое имя Юрьев, они вырезали все население города и соседних деревень от глубокого старика и до новорожденного младенца. В те дни у крестоносцев, принесших на эту дикую землю истинную веру и европейскую цивилизацию, черепов имелось в избытке. Крепкими костяными кирпичиками новые властители мостили полы и стены подвалов, дно каналов, засыпали их в вечно жидкие колеи дорог. Черепа тупоголовых эстов, ливов и прочих славян оказались воистину непрошибаемы, век за веком крепко удерживая на себе стены немецких замков, католических костелов и крепостных валов.
Вот и сейчас на повелителя западных берегов Чудского озера смотрели черные глазницы выбеленных временем целехоньких черепов — смотрели со всех сторон, смотрели из-под ног, смотрели из небольшого очага и из узких, уходящих наверх продыхов. Каждым своим шагом дерптский епископ попирал нечестивых язычников.
Помимо очага, в помещении имелось еще две железных жаровни, одна из которых стояла рядом с грубо сколоченным столом, а вторая — у подножия кресла святого Иллариона, отличающегося от обычного только торчащими из спинки, сиденья и подлокотников множеством кованых гвоздей, да колодками для ног внизу. За креслом возвышалась «железная дева» — два деревянных силуэта, с выемкой по форме человеческого тела внутри, ощетинившиеся множеством мелких гвоздей. Рядом красовалась «дева нюрнбергская» — в ней вместо сотен маленьких гвоздиков человеческую плоть поджидало два десятка длинных, темных от засохшей крови ножей. Окружали эту коллекцию средств для вершения правосудия: несколько тисочков самой разной формы и размера, влажный от сырости крест святого Андрея, с толстыми ремнями на концах скрещенных бревен, развешанные над верстаком клещи-пауки, имеющие привычные каждому кузнецу рукояти, но до странного вычурную форму рабочей части. На самом верстаке лежал, готовый к немедленному употреблению, обычный комплект из семи пыточных ножей.
Впрочем, епископа плоды садистской фантазии детей Божьих, сотворенных по Его образу и подобию, ничуть не заинтересовали. Он скользнул по ним безразличным взглядом, пересек комнату и откинул полог, закрывающий проход дальше, в самый сокровенный уголок.
За пологом находилась естественная пещера около пяти метров в диаметре, с низким потолком и неровным полом. С одной ее стороны лежало, закрепленное на высоте трех футов большое распятие, с другой — свисал с потолка белый полупрозрачный камень. Под камнем стоял трехногий медный столик, с нацеленным вертикально вверх, бронзовым острием, а под столом, вмурованное в такой же полупрозрачный камень, таращилось наружу странное существо: вытянутая вперед, похожая на спелый кабачок голова, с круглыми глазами и чуть приоткрытой пастью; скрюченное, покрытое короткой шерстью тело; ноги с огромными когтистыми ступнями и слегка разведенные в стороны мохнатые крылья на спине.
Епископ вставил рукоять факела в специальный держатель, опустился на колени, поцеловал камень в то место, куда был устремлен взгляд навеки замурованного уродца, затем выпрямился во весь рост и торжественно перекрестился: от пупка ко лбу, и от левого плеча к правому:
— Прости меня, Лучезарный, за невольное отступничество во имя сохранения должности своей и обуздания смертных.
Хозяин замка низко поклонился, после чего сел перед столиком прямо на распятие.
— Я верен тебе, Лучезарный, верен душой и телом и готов служить до последнего вздоха в жизни этой и после ее окончания во веки вечные, подвластные только тебе.
С верхнего камня оторвалась капля воды, упала на бронзовое острие и стекла в оставленное у его основания отверстие. Спустя мгновение капля упала на камень, скрывающий странного уродца, и словно растворилась в нем.