26 
Ненадолго наступила тишина, прерываемая жалобным плачем и далеким совиным уханьем, но стоило Олегу опять погрузиться в сладкую дремоту, как его затрясли за плечо:
— Смотри, смотри, ведун!
— Что еще? — обругать боярина Радула Середин не решился и снова высунулся из-под шкуры.
Со звездного неба светила неправдоподобно крупная круглая луна, ветра не было. С вечера, как ни странно, почти не похолодало, даже пар изо рта не шел. В лагере никто не спал. Холопы сбились в кучу возле телег, сжимая в руках топоры, обе женщины сидели на возках. По краю круга бродили четыре болотницы, скакала одинокая мелкая крикса, щелкая собачьей пастью; ели были густо увешаны анчутками, которые время от времени срывались с места, описывали широкие круги и возвращались назад. Еще возле острова шлялась непопятная тварь, похожая на раздувшегося утопленника, но почему-то с четырьмя парами глаз по обе стороны от рыхлого носа.
— Вот, смотри! — указал богатырь на светящийся шар саженей пяти в диаметре, медленно катившийся в сторону людей. По поверхности его бегали непонятные малиновые и сизые разводы, время от времени что-то пробулькивало изнутри наружу.
— На мавку большую похоже, — зевнул Олег. — Они, как вырастут, человеческий облик начисто теряют. Лужами прикидываться любят. Оступишься в такую — и ку-ку. Давайте спать ложиться, право слово!
— А не задавит? Сюда ведь катится!
— Не задавит. Черта округ лагеря заговоренная. Нежити не пройти. Спать ложитесь, солнце всю эту пакость разгонит.
— А разве ты не станешь с ней сражаться, ведун? Ты ведь нежить завсегда истребляешь всячески!
— Я ее истребляю, боярин, когда она людям жить мешает, — вздохнул Олег. — А если всю подряд изводить, и жизни не хватит. А главное — толку никакого. Утопится какая-нибудь дура от несчастной любви, сбросят бродяжки младенца мертворожденного — и снова канитель заварится. Ложись спать, Радул. Утро вечера мудренее.
Однако из путников ни один ведуна не послушал, все продолжали пялиться на странных тварей, голодными глазами глядящих на людей.
«Многовато что-то нежити для простого болота, — отметил ведун. — При здешнем раскладе про эту гать должны леденящие душу истории рассказывать, а про нее только слухи нестрашные бродят».
И он снова завернулся в шкуру.
— Хазары!!
— Штоб вам всем! — вцепившись в рукоять сабли, Середин вскочил, моментально прижался спиной к телеге, готовый рубиться клинком и крушить кистенем. Однако бить было некого: все те же болотницы за чертой, уродец среди топей. Крикса и мавка куда-то пропали, и лишь анчуток на деревьях стало еще больше. — Кто кричал?
— Хазарин! — опасливо прошептали с другой стороны. Олег обошел повозки, растолкал холопов. По ту сторону зольной черты покачивался покрытый лохмотьями костяк: левая рука срублена, в правой — меч; череп темнеет пустыми глазницами, на голове яйцеобразный шлем с двумя коровьими рогами — любимое украшение хазарских воинов. Нежить переступала с ноги на ногу, шевелила нижней челюстью и грозно взмахивала мечом.
— Вот погань проклятая, и сюда забралась! — Боярин Радул выхватил меч. — Мало вас в землю русскую положили, так еще и на куски рубить нужно, чтобы покой честных людей не тревожили?
Костяк, словно услышав эти слова, сделал какой-то жест, возмутивший богатыря еще сильнее:
— Сам ты крыса степная! Тварь дикая, прихвостень византийский. Тебе руку одну отрубили? Смотри, и вторую оттяпаю. И меча брать не стану, голыми руками шею сверну!
Олег посмотрел на небо. Ночь подходила к концу. Еще не светало, но очень скоро убийственные лучи Хорса загонят болотную нежить в темные норы и глубокие омуты.
— Да я таких… — Богатырь загнал меч в ножны, размахнулся и врезал хазарскому костяку в челюсть.
Голова вместе со шлемом отделилась от тела, описала пологую дугу и плеснулась куда-то в осоку. Ребра и позвонки осыпались в кучу. Одновременно над островом прокатился долгий басовитый звук, словно лопнула струна контрабаса: дын-н-н…
— Берегись! — Середин кинулся вперед, перебрасывая саблю из правой руки в левую и выдергивая из кармана кистень. Серебряный многогранник, прошелестев в воздухе, врезался в макушку переступившей запретную черту болотнице, обратным замахом ударил по ребрам вторую, опрокидывая обеих на траву. — Во-оздух!!!
К сожалению, этот зловещий для современников Олега клич не вызвал у холопов никакой реакции, а потому хлынувших с елей анчуток встретил оружием только ведун. На миг всё вокруг стало фосфоресцирующе-белым. Олег взмахнул кистенем, сбив на землю одну из тварей, закрутил саблей «мельницу» и, прикрывшись сверкающим кругом, что то и дело срубал у нападающих конечности и куски тел, побежал к лошадям. Первая атака нежити схлынула, уступив место сумраку. На земле тут и там подпрыгивали и расползались обрубки — анчуток этим не убьешь, все куски скоро на место прирастут. Если бы люди были такими живучими…
26 
