— Аминь! — облегченно выкрикнул парень. И тут же смесь, в которой утонула поковка, вспыхнула сверкающим фейерверком. — Что это?
Ведун схватил железку и быстро опрокинул ее в корец. Бражка зашипела, в воздухе едко запахло аптекой.
— Что это, дядя Олег?
— Руку поверни… — Ведун достал поделку, тут же засверкавшую на свету, приложил к покрасневшему запястью Одинца: — Это символ радуниц, породителей наших. Или только твоих — они ведь у каждого рода свои, оттого и амулет заговаривать каждый сам должен. Веревочку продень и на груди, на теле носи, чтобы душа чувствовала. Это тебе на удачу, а она в походе ох как нужна! Кто носит такой оберег, на том лежит покровительство предков — они тебя, ежели что, любым путем выручить попытаются.
— А кто не носит? — спросил мальчишка, внимательно разглядывая серебряную поделку.
— Каждый сам выбирает себе покровителей. Кто-то доверяется предкам, кто-то Сварогу, кто-то Яриле, кто-то Даждьбогу, а кто и византийскому Христу. Для тебя радуницы лучшими защитниками станут, ты ведь сейчас старший в семье, а значит и в роду, отцом и матерью твоими основанном.
— А ты кому?
— Я… — Олег пожал плечами. — Я доверяюсь Ворону. Но он тебе не подойдет. Это мой учитель. И покровительство его у меня в голове.
— А что там, в голове?
— Оно самое и есть, — усмехнулся ведун. Ну, не читать же лекцию по анатомии пареньку, уверенному, как и весь нынешний мир, что душа находится в животе, а потому именно в нем происходят все мыслительные процессы. Тем более, что проку ему от этого знания — совершенно никакого.
— А когда мы в поход тронемся? — спросил Одинец, пряча амулет за пазуху.
— У меня такое ощущение… — Середин вышел из кузни и повернулся к болоту, что ныне походило на обычное крестьянское поле. — Мне кажется, что, если не завтра, то уж послезавтра наверняка.
Ведун оказался прав — новым днем, вскоре после полудня, ясно видимая через прозрачный зимний лес дорога, спускающаяся с холма, потемнела от множества людей и лошадей. Это подходили собравшиеся в Кшени охотники.
Сурава, что прежде представлялась свободным селением, широко раскинувшимся на краю бездонной вязи, внезапно оказалась тесной, до краев заполненной конями и людьми. Со всех сторон доносился гомон — кто-то обнимался с родственниками и друзьями, которых не видел много лет, кто-то, наоборот, знакомился, заводил разговор с местными парнями, девицами, интересовался, где можно найти воду и сено, где лучше устроиться на ночлег. Белоснежные улицы в считанные минуты стали коричневыми от навоза — неизменного спутника «экологически чистых» цивилизаций.
К Людмиле в дом никто на постой не явился — похоже, Захар, что распределял новоприбывших, решил не создавать толкучки в жилище руководителя готовившегося похода. Зато где-то через час после прибытия войска в избу вошли трое охотников.
— Здрав будь, воевода, — низко поклонился Буривой, одетый в стеганку, поверх которой были внахлестку, как рыбья чешуя, нашиты тонкие железные пластинки. — Привел я рать, как и обговаривали. Две с половиной сотни набралось. Семь десятков посадских вот, под рукой Кожемяки пришли, ему верят… — Мужик лет сорока с узкой длинной бородкой, которая болталась над кольчугой от каждого движения головы, словно собачий хвост, и с большущим брюхом, соответствующим примерно последнему месяцу беременности, кивнул, показывая, что речь идет о нем.
— Никита? — настороженно поинтересовался ведун.
— Не, путаешь с кем-то, — пробасил посадский сотник, — Ярополком отец нарек.
— И Олеша Княжич со своими друзьями полусотню составили…
Второй ратник выглядел от силы лет на двадцать-двадцать пять. Скуластый, гладко выбритый, что для Руси было довольно странно. Не по обычаю тут бриться, не принято. Голову многие обривают наголо, это да — но чтобы лицо… Доспех у полусотника был дорогой, явно восточной работы. Это на востоке в кольчугу любят пластины на грудь, напротив сосков, вплетать — пользы от этого в бою нет, в битве русские зерцала солнечное сплетение в первую очередь защищают. Вот покрытые тонкой серебряной чеканкой наплечники — уже другое дело. И вертикальные вставки под мышками. Остроконечный шлем с пластинчатой бармицей тоже украшала богатая гравировка, а ножны длинного меча покрывали костяные пластинки с небольшими жемчужинами в центре каждой.
— Можно просто Княжичем звать, — разрешил парень. — Я привык.