Он подъехал к театру «Друри-Лейн» и подозвал болтающегося поблизости мальчишку.
— Постереги лошадь и получишь гинею, — проговорил ему Люсьен и устремился к боковой двери. Главный вход уже был закрыт на ночь.
Босоногий нищий мальчуган вцепился в поводья загнанной лошади, как в последнюю надежду на спасение — что, возможно, так и было.
Маркиз принялся колотить в дверь обломком кирпича, который подобрал с земли, и вскоре услышал шаги привратника.
— Что вам нужно? — проворчал тот, чуть-чуть приоткрыв дверь.
Маркиз достал из кармана сверкающую гинею, и дверь открылась шире.
— Все ушли. — Привратник выхватил у маркиза монету. — Если вы ищете мисс Бланш, то она уехала с Безумным Маркизом.
Ночной гость расхохотался, и привратник приподнял фонарь, чтобы рассмотреть его. Он увидел правильные черты лица и ярко-синие глаза. Правда, золотистые волосы превратились от дождя в темно-каштановую промокшую шапку, но это не помешало привратнику его узнать.
— Прошу прощения, милорд. Я вас не признал.
— Ерунда, — бросил на ходу маркиз, проходя внутрь. — Белая голубица «Друри-Лейн» забыла у себя в гримерной любимый носовой платок. Я, как ее преданный слуга, приехал за ним. — С этими словами он зашагал по грязному коридору.
— Безумный, как есть безумный, — покачал головой привратник, закрывая дверь.
Через несколько минут молодой человек выбежал из дома и, взяв из рук мальчика поводья лошади, достал еще одну гинею. Но вдруг заколебался и внимательно посмотрел на него.
— Тебе ведь не больше двенадцати, правда? — спросил он задумчиво. — Тебе будет сложно распилить золотой.
Но мальчишку, который, не отрываясь, смотрел на вожделенную монету, эта проблема не волновала.
— Не волнуйся, — усмехнулся маркиз. — Я не собираюсь тебя обманывать. Предлагаю поехать со мной, я дам тебе приют и улажу твои дела. Согласен?
— На лошади, сэр? — Мальчишка в испуге попятился.
— Конечно, на лошади. — Маркиз вскочил на огромного гнедого жеребца. — Ну, так как? Решай скорее, — поторопил его маркиз.
Мальчишка подошел, и Арден, подхватив его, усадил позади себя.
— Держись крепче! — бросил он через плечо и пустил коня галопом.
Вскоре разгоряченный конь подлетел к огромному особняку на площади Мейфэр, которая находилась очень далеко от того места, где обитал мальчик. Господин спрыгнул на землю и, крикнув: «Присмотри за конем. Я быстро», бросился к парадной лестнице. Колокол на соседней церкви пробил один раз, когда двойные двери особняка распахнулись, пропуская господина в дом.
Мальчишка по прозвищу Спэрроу-Воробей, — или просто Спарра, съежился от холода на ледяном ветру.
— Мерзавец, так я и знал, — пробурчал он. — Бросил меня мерзнуть на лошади. Слава Богу, что она еле живая и стоит смирно, а то ведь так и разбиться недолго.
Однако лошадь стала понемногу возвращаться к жизни, и мальчишка выбрал меньшее из зол. Вцепившись в луку седла, он соскользнул вниз и шлепнулся в лужу. Лошадь беспокойно косила глазом в его сторону.
— Все в порядке, — успокоил ее Спарра, счищая грязь со своих промокших лохмотьев. — Скоро кто-нибудь придет, отведет тебя в стойло и накормит. Они ведь заботятся о своих лошадях. Надо было мне сразу взять этот проклятый золотой.
Он внимательно осмотрел лошадь — нельзя ли чего-нибудь стащить? И в этот момент тяжелая рука схватила его за шиворот и тряхнула так, что у Спарры клацнули зубы. Обернувшись, он увидел перед собой огромного и очень сердитого господина.
— Что ты делаешь с моей лошадью, дьявольское отродье?
— Я… я… — Спарра от страха не мог вымолвить ни слова. Он попробовал вывернуться из руки господина, но у того была мертвая хватка.
— Я научу тебя, как воровать коней у господ, сукин сын! — прорычал господин и занес кнут над его хрупким телом.
— О! Пожалуйста, сэр… А-а!
Кнут просвистел над головой мальчика и опустился на спину.
— Не думаю, что это подходящее место наказывать провинившегося слугу, сэр, — вдруг раздался спокойный голос. Господин опустил кнут, но своего пленника не отпустил.
— Черт возьми, кто вы такой, сэр? И какое вам дело до того, чем я занимаюсь?
Этот новый господин только что подъехал к дому — Спарра видел его роскошный экипаж. Все в его внешности и манерах говорило о том, что он из высшего общества. И дело было не в шикарной одежде — он держался так уверенно и говорил так спокойно, что Спарра безошибочно определил его социальный статус.