Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
116 
Открытие в статуе старого знакомого придало Сварогу легкости в теле и мыслях. Может быть, еще и оттого пришла легкость, что не приходилось беспокоиться за остальных, мэтру они не нужны. Да и сам Сварог, по сути дела, не нужен. Мэтру карту подавай. Карту…
Идея пришла на бегу. Мэтр, сам того не подозревая, сделал все, чтобы Сварога посетило озарение. Теперь Сварог знал, куда ему бежать.
Каменный гость топал следом, догонял, но Сварога это уже не волновало. Потому что оставалось свернуть за угол – и они на месте. Видите, как полезно сразу же откладывать в багаж памяти особенности ландшафта.
Прекратив бег, тяжело дыша, Сварог повернулся к преследователю. Ленар молча надвигался, протягивая руку, свободную от дурацкого жезла.
– Карту, говоришь? На, подавись!
Сварог положил карту Ваграна на край. На край то ли бассейна, то ли фонтана. А фонтаны или бассейны строители заделали глубокими, в три каменных Ленара глубиной, и воду в них, как в анекдоте про психбольницу, не напустили.
Сварог избавился от карты Ваграна и отбежал. И, как он и предполагал, Ленара сразу перестало интересовать что-то еще, кроме заветной бумажки. Ленар заторопился к ней.
А это еще что? Со стороны ворот перебежками подбиралось его бравое воинство, причем в полном составе, причем сбившись в толпу, – за все за это высечь их мало! Сварог яростно замахал рукой – стоять, не двигаться, сучьи дети, без вас управлюсь.
И зашел Ленару со спины. Каменный верзила нагнулся за картой, пытался уцепить ее плохо освоенными каменными пальцами. Сварог подналег плечом на каменную тушу, как грузчики налегают на шкафы. Ленара повело вниз, он забалансировал на краю, замахал руками, по Старому городу разнесло его неистовый рык. И не без величественности, присущей обрушивающимся гигантам, будь то откалывающийся от ледяных гор айсберг или свергающаяся с вершин лавина, Ленар повалился в чашу то ли бассейна, то ли фонтана, каменную, как и он сам.
Снизу принесло оглушительный треск разламывающихся камней и облако каменной пыли.
– Не вышел у тебя каменный цветок…
Сварог поднял карту, спрятал, потом посмотрел на дело рук своих.
По дну чаши разбросало обломки статуи важного мужа. Далее прочих откинуло кулак, по-прежнему твердо сжимающий жезл, что-то несомненно символизирующий. Метаморфозы происходили с головой: она на миг становилась человеческой, мэтра Ленара, и тут же обращалась в каменную голову древнего важного мужа, потом вновь обретала человеческие очертания, и лицо архивариуса, как писали в старинных романах, было исполнено невыносимого страдания.
Первой к Сварогу подоспела Клади.
– Как же он смог просочиться в Старый город?
– Может быть, мы, открыв ворота, открыли дорогу и ему, не знаю, – пожал плечами Сварог.
– А говорили, слабый маг… – с побагровевшего лица Пэвер рукавом утирал пот.
– Думаю, ему помогли. Позвольте ваш меч, мастер Пэвер!
Получив от суб-генерала меч, Сварог направился к лестнице. Сбежав по выбитым в камне ступеням, подошел к разбитой статуе.
– Убейте, мастер Сварог… Отрубите мне голову… – прохрипел мэтр, когда его собственная голова заняла место каменной. – Нет сил терпеть это…
Он не врал. Он действительно хотел умереть.
– Любовался бы и любовался вашими мучениями, – вздохнул Сварог. – Но я, так и быть, выполню вашу просьбу, если вы ответите на мой вопрос. Почему вы не сумели вселиться ни в кого из людей?
Оказывается, мэтр прекрасно мог его слышать. И мог отвечать:
– Потому что никто из них в тот момент не желал вам зла.
– Правда? Даже Олес?
– В него нельзя.
– Ах, вот оно как… А почему?
– Не имею права знать…
– А жаль, было бы интересно… Ну, прощайте, Ленар. Надеюсь, навсегда.
Дождавшись, когда в чередовании голов наступит очередь человеческой, Сварог опустил меч на шею статуи. И по дну чаши покатилась голова Ленара. На этот раз – мертвого окончательно и бесповоротно.
– Да, – покачав головой, Сварог направился к лестнице, – на что только люди не идут в погоне за какой-то бумажкой…
Глава семнадцатая
Или Атар, или Граматар
Корабли горели. Полыхали люгеры, шхуны и баркентины. Полотнища парусов лопались и падали на палубу огненными ошметками. Бизани, гроты и фоки заваливались, разрывая такелаж, ломая борта, сползая в воду. Взрывались крюйт-камеры, взметая над палубой столб огня, корежа корпуса.
Корабли тонули. Кренились, черпали воду пробитыми бортами и, заполняясь водой, медленно погружались в волны. Поверхность залива покрывало, как осенью гладь озер покрывают палые листья, корабельное дерево: обломки рей, стеньг, гафелей, бушпритов, мачт, бортов, палуб, внутренних переборок, килей, шпангоутов. Среди корабельного дерева мелькали тряпки, бумага, бочонки, стекло, глиняные кувшины, дамские веера, детские куклы и еще многое, многое, многое… Морская волна покачивала свои трофеи и готовилась рассортировать их обычным порядком: что-то отправить на дно, что-то выбросить на берег, что-то унести в океан. Среди отданных на откуп волнам предметов двигались темные точки. Головы. Головы скота, домашней живности… и людей.
116 
