Отыскав в аптечке какую-то импортную мазь, заменявшую старый добрый йод, ловко обработал царапины, парочка коих обнаружилась и на талии, — Митька, похоже, полностью соскочил с катушек и уподобился орангутангу. Катя ежилась и ойкала.
— Не пищи, — сказал он ворчливо. — Если верить тому, что на тюбике написано, болезненных ощущений эта дрянь не вызывает.
— Щиплется…
— Перетерпи, — посоветовал он с голь же хмуро. — Вообще, вид у тебя, надо сказать, провоцирующий. Виктимный, по-научному. Юбка, как носовой платочек…
— Мода.
— Мода… — ворчал он, вешая на соседнее кресло ее плащик. — Ну-ка, повернись, я еще здесь посмотрю… Когда в машине сидишь, юбки, поди, и не видно как таковой… А потом удивляемся, что у кого-то мозги плывут…
— Ладно, не ворчи, — сказала Катя, явно приведенная хорошей дозой коньяка в беззаботное состояние. — Все хорошо, что хорошо кончается. Но какой у меня был вид… Боюсь думать, на кого была и похожа…
— На чертовски легкомысленную девицу.
— На жертву маньяка, — поправила Катя весело. — Это ближе к реальности…
— Она посмотрела на свое живописное подобие. — Пашка, ты все-таки и сам немножко маньячок. Что, твои иностранцы меня сегодня в таком виде лицезрели?
— Они люди раскованные, — сказал Петр. — Что ты так озираешься?
— Пытаюсь представить, где именно ты подружек располагаешь… Неужели прямо в кресле?
— Кто тебе такое напел? — возмутился он. Однако в глубине души чуточку устыдился — как-никак, не только Пашка, но и он сам в этом кабинете развлекался довольно предосудительно — с точки зрения законной супруги. Вопрос, конечно, философский — этично ли изменять чужой жене, Пусть и свято верящей, что она — твоя жена? Ну, предположим, сии мысли есть не более чем увертки — речь ведь идет не о чужой жене, а о твоей любимой женщине. Но ведь, если что и случалось, то — по обязанности, в рамках взятой на себя роли…
— А глаза забегали… — сказала раскрасневшаяся Катя, уже ничуть не похожая на удрученную жертву маньяка. — Уличила я тебя?
— Катерина, обвинения насквозь беспочвенны… И вообще, запахни остатки блузки и одерни то, что ты именуешь юбкой. Иначе я за себя не ручаюсь, руки так и тянутся…
— Ну и протяни, — с провоцирующей улыбкой сказала Катя, откинувшись на спинку и уже не придерживая разорванную блузку. — А то две ночи не протягивал…
Петр поднял ее из кресла, в две секунды разделался с теми пуговицами блузки, что ухитрились сохраниться после елагинской атаки. Катя прильнула к нему. тяжело дыша, юбка упала на ковер. Опуская ее в кресло, Петр успел подумать, что в Пашкином безумии есть своя система, и в самом деле, как-то по особенному возбуждаешься, держа в объятиях женщину, которую оголтело хотят другие мужики, настолько, что средь бела дня пытаются претворить желания в жизнь. И тут же испугался — как бы не нахвататься от своего двойника такого, что потом сто лет не отделаешься… Гены ведь одни и те же?!
Необычность ситуации придавала сил и толкала на новые подвиги. Прошло много времени, прежде чем Катя мягко высвободилась, расслабленно затихла в его объятиях. Не открывая глаз, засмеялась:
— Лучше бы ты в свое время с этого и начал — вместо известных глупостей. Может, я и испорченная, но ведь возбуждает — когда собственный муж совращает в служебном кабинете… Паша?
— Что? — спросил он, блаженно зажмурившись.
— А ведь у тебя что-то очень уж ловко получается с этим креслом, чувствуется привычка…
— Катенька, — сказал он беспомощно. — Давай все забудем и начнем все по-новому, все сначала?
— Хорошо, — ответила она тихо. — Старому я бы не поверила, а вот тебе новому отчего-то верю, Савельев…
Он напыжился от гордости, но, поразмыслив, пришел к выводу, что взлетать на седьмое небо рановато: слишком многое оставалось непроясненным и более того — откровенно настораживающим. Он даже в мыслях не мог решиться произнести — пугающим…
Вскочил, шлепнув по полу босыми ногами, кинулся к залившемуся трелью селектору. Катя принялась торопливо одеваться.
— Ну вот, — кривя рот в нехорошей ухмылке, Сказал он, повесив трубку. — Появился молодчик на территории. Сейчас я с ним как следует поговорю…
— Паша! — она застыла с юбкой в руках. — Осторожнее! Он сумасшедший, точно тебе говорю! Ты бы глаза видел…
— Я тоже не подарок, — отмахнулся Петр. — Тут у меня булавка завалялась, заколи юбку, плащик накинь сверху, сойдет… Потом я тебя сам домой отвезу.